Миротворец 45-го калибра (сборник). Майк Гелприн

Смерть.

      – Сыграем? – предложил он.

      Смерть откинула капюшон, в пустых, высеребренных луной глазницах Бабичу почудилось удивление.

      – На что же? – спросила Смерть.

      Бабич сглотнул слюну, сорвал с колоды резинку, отбросил в сторону.

      – Я в жизни не верил попам, – сказал он. – Ни в рай, ни в ад, ни во что. Но получается, что раз есть ты, то и они тоже есть, так?

      – Допустим, – усмехнулась Смерть. – И что с того?

      Алесь с трудом подавил внезапное желание перекреститься.

      – Ставлю душу, – выпалил он. – Если проиграю, гореть ей вечно в аду.

      Смерть задумалась. С минуту молчала, затем сказала:

      – У тебя и так немного шансов мимо него проскочить. Впрочем, такие вопросы решаю не я. Допустим, я соглашусь. Что же мне ставить?

      – Девчонку ставь, – дерзко ответил Бабич. – Играю душу против девчонки. В очко, в один удар. Устраивает?

      Смерть вновь усмехнулась.

      – У меня редко выигрывают, – сказала она. – Мало кому это удавалось. Почти, считай, никому. Но изволь, я подарю тебе шанс. Банкуй.

      Бабич принялся тщательно тасовать колоду. Татуированные перстнями пальцы скользили вдоль торцов, врезая карты одна в одну, опробуя их, ощупывая. По неровности на рубашке Алесь подушечками пальцев определил пикового туза, счесал вниз. За тузом последовал бубновый король.

      – Срежь, – протянул Бабич колоду.

      Смерть пожала плечами:

      – Мне нечем. Срезай сам.

      Алесь подрезал. Не отрывая от Смерти взгляда, вслепую провел фальш-съем – карты легли в руку в том же порядке, что и до срезки. Алесь стянул верхнюю, предъявил партнерше, рубашкой вверх опустил на траву. Стянул вторую, показал, уложил рядом с первой.

      – Еще.

      Третья карта упала на траву рядом с товарками.

      – Себе.

      Бабич заставил себя мобилизоваться. Сейчас от его ловкости зависело… спроси его, он не сумел бы сказать, что. Но больше, неизмеримо больше, чем пять лет назад, в бараке, когда играли на охранника.

      Алесь передернул, нижняя карта скользнула наверх. Бабич открыл ее, не глядя, сбросил на траву. Вновь передернул, открыл вторую, сбросил.

      – Очко, – объявил он.

      – Да? – удивилась Смерть. – Что ж, смотри мои.

      Бабич рывком перевернул две черные семерки и шестерку червей.

      – Двадцать, – осклабился он. – Ваша не пляшет.

      Смерть не ответила, и Алесь опустил глаза. С минуту он с ужасом разглядывал свои карты. Гордо задравшего бороду бубнового короля. И притулившуюся рядом с ним пиковую двойку.

      – Двенадцать очков, – объявила Смерть. – Ты проиграл, ступай.

* * *

      – У тебя тоже есть вопросы ко мне, старик? Или, может быть, просьбы?

      Прокоп Лабань почесал пятерней в затылке.

      – Не по чину мне тебя спрашивать, – сказал он. – Тем паче просить.

      – Как знаешь,