Всего лишь лето юности. Софья Александровна Евдокимова

сейчас выходит из подъезда, а я подхожу, прятаться уже слишком поздно. Надеюсь, он не заметит лёгкого смятения моего тела или резкого порыва, когда я его заметила и решила, что может успею куда-нибудь заныкаться.

      – Здрасте, – слышно ли моё отвращение в голосе, которое я, между тем, не так уж и скрываю.

      Он придерживает рукой дверь подъезда и с заинтересованностью смотрит на меня:

      – Добрый день. Мама сказала, что ты не хочешь с нами лететь. Почему? – он смотрел мне в глаза с надеждой получить искренний ответ, даже жаль было его разочаровывать:

      – Просто не хочу, – пожав плечами, ответила я.

      Он заглядывает мне в глаза. Не верит, впрочем, кому есть до этого дела.

      – Я пойду, много дел, думаю, вы понимаете, – выдумываю я.

      – До встречи.

      Я махнула рукой, растянула улыбку на своём лице и сразу захлопнула дверь. Почему снова и снова я с ним сталкиваюсь? Мне претит, что прилизыш никак наконец не может понять, что наше общение высасывает всю мою энергию, так как приходится притворяться, а я ненавижу это дело. Хотя… Кто сказал, что он не понимает? Ведь он не глупый, по крайней мере, я так считаю. Тогда, почему же он всё это делает? Специально? Мне назло?

      Должно быть, мама не слышала, как я отворила входную дверь, так как она громко пела, собирая при этом чемодан. Меня всегда зачаровывает её пение, создаётся впечатление, что внизу вместо ног она прячет птичьи лапки, подобно сиренам, потому что у простой женщины не может быть такого прекрасного, ангельского голоса, не убьёт ли мама меня после? Сейчас я застыла, прислонившись к стене.

      – Stop callin', stop callin', I don't wanna think anymore, – мама, объятая моментом, изящно откинула тёмно-каштановые волосы и, раскачивая бёдра, развернулась в мою сторону. Её веки были опущены и лишь сейчас она их поднимает, голубые глаза с ужасом на меня смотрят.

      – Лина, дорогая, – она переводит дыхание, с волнением оглядывает комнату, будто я застала её за чем-то неприличным.

      Я подошла к маме и крепко к ней прижалась. У меня всегда происходят такие тактильные приступы, когда я переполнена эмоциями. А ещё мама такая счастливая, я давно её не видела такой. Я рада, а то смотреть на её кислую мину, которая появляется каждый раз, когда она завершает очередные отношения, уже надоело.

      – Леди Гага?

      Мама кивает головой и говорит:

      – Ты не передумала насчёт поездки?

      Я отрицательно мотаю головой. Год назад я была бы счастлива, узнав о предстоящей поездки, но сейчас мне не хочется оставлять близких мне людей. Иногда мне кажется, что если я уеду, если пробуду дома больше должного, не пойду гулять, то всё здесь рухнет и у меня больше ничего не будет, я останусь одна.

      – Там всё-таки отдых, море и всё такое. Тем более, твоему бледному личику отлично бы подошёл загар, – мама провела рукой по моей щеке. – Ладно, это твоё решение.

      Мама вернулась к сбору чемодана. Я смотрю на неё и вижу, что она вся светится, каждое её движение такое лёгкое, такое непринуждённое, такое женственное, моё сердце наполняется какой-то светлой