Ваша Раша. Игорь Голубятников (Паломарес)

так и не попали в научно-просветительный журнал.

      Начхать было редакции «Науки и религии» на Ваньшу и на его изыскания с хоть и подтопленной, но всё равно высокой Калязинской колокольни!*

      Шальная молодость ея

      Валька росла сущей оторвой.

      Да и кем бы ещё могла вырасти девчонка, если отец, машинист башенного крана, приползал домой чуть не каждый день «на бровях», бил жену смертным боем, а когда однажды явился трезвым и с удивлением обнаружил в дочке появление вторичных половых признаков, тут же залез ей всей пятернёй в трусы?!

      Вот и бегала она чуть не с тринадцати лет по тёплым подвалам в компании бравых пацанов, многолетних подопечных участкового дяди Гриши и комиссии по делам несовершеннолетних.

      – Ох, гляди, девка! – не раз грозил ей пальцем участковый. – По рукам пойдёшь – всю себе жизнь испоганишь! Хоть бы мать пожалела…

      – А чо её жалеть? – кривилась Валентина. – Сама такую жизнь себе выбрала. Хотела б – давно развелась! А она даже маляву в ментовку писать боится.

      И запела с издёвкой:

      Умчитесь прочь, мои печали,

      И, в даль счастли-и-ивую маня,

      Взмахни крылом цыганской шали,

      Шальная молодость моя,

      Шальная молодость – тр-р-рям! – моя!

      – Я вот те дам «ментовку» с «малявой»! – оборвал её милиционер. – Ишь, разболтались совсем. Думаешь, управы на вас нет? Я тебе в остатний раз говорю: бросай ты эту свою гоп-компанию, не доводи дела до греха!

      – А то чо? – расстегнула верхнюю пуговицу на оттопыренной блузке юная нимфа и поиграла влево-вправо бюстом. – Мамке пожалуешься, да?

      – Тьфу ты, пропасть! – плюнул в сердцах дядя Гриша, развернулся налево кругом и отбыл в неизвестном направлении.

      Летом комиссия по делам несовершеннолетних с согласия профсоюза и участкового дяди Гриши отправила трудновоспитуемую Валентину в пионерский лагерь. Для смены обстановки и морального оздоровления.

      В лагере Валюха немедленно соблазнила пионервожатого Василия, проникнув к нему в постель ближе к рассвету, когда тот спросонья потерял профессиональную бдительность.

      Об их романе через неделю знал уже весь преподавательский состав и лично директор товарищ Шпак. Вожатого без лишнего шума сослали обратно в город, от греха подальше.

      Сама грешница походила пару-тройку дней паинькой, но слух о дерзкой вакханке уже достиг ближайшей деревни, и молодые неженатые пейзане повалили на дармовой мёд гурьбой. Товарищ Шпак рвал и метал, однако изменить сложившуюся ситуацию был не в силах.

      А вот вожатому Василию очень даже понравился новый опыт близких, доверительных отношений с юным противоположным полом.

      Он предусмотрительно доложил о происшедшем своему шефу – начальнику райотдела комсомола, изобразив при этом искреннее и полное раскаяние. Повинную голову меч не сечёт. Дело замяли, даже не вынося вопрос на заседание партийного комитета.

      Василий же по окончании смены в пионерлагере легко нашёл возможность возобновить отношения с безбашенной