Выход за предел. Анатолий Полотно

машину, она по-прежнему на заднее сиденье, а он за руль. По дороге Сафрон опять рассказывал про интересные места Москвы, которые они проезжали, а она сидела сзади и ничего не слышала. Она волновалась отчего-то так, что ее потряхивало. Но не от кочек на дороге. Дороги тогда были новые, и пробок не было. Вскоре после моста через Москву-реку свернули с Кутузовского во двор дома 26. На въезде стояла небольшая будочка с милиционером и шлагбаум. Милиционер отдал честь и пропустил машину во двор. Там припарковались и пошли в подъезд, в котором их встретила симпатичная девушка, тоже милиционер в форме. Она приветливо улыбнулась Сафрону Евдокимовичу, и, не глядя на Василину, протянула ему какой-то сверток, очевидно, почту. Они прошли к лифту и, поднявшись на пятый этаж, вышли как будто в цветущий зимний сад. Сафрон Евдокимович достал ключи из кармана и, отворив перед Василиной дверь, сказал: «Ну, вот мы и на месте. Проходи, Василина».

      Она зашла в просторный холл и была шокирована убранством квартиры – больше, чем автомобилем хозяина, и чуточку меньше панорамы из окна ресторана, из которого они только что приехали.

      Сафрон Евдокимович непринужденно скинул ботинки с ног и вступил на инкрустированный дубовый паркет. Потом снял пиджак, повесил его на плечики и предложил Василине жестом сделать то же самое. Она повесила свою сумку-рюкзак на красивую вешалку, сняла куртку, пристроив ее туда же, и, сбросив кроссовки, поежилась, глядя на свои несвежие с дороги белые носки.

      – Проходи, Василина, проходи, – услышала она голос Сафрона Евдокимовича и пошла на него.

      Вошла в большой просторный зал, больше похожий на зал художественной галереи, чем на жилое помещение. Все стены зала были увешаны картинами с мягкой подсветкой, а посредине стоял большой лакированный черный рояль с открытой крышкой, как у ее чемодана, оставшегося в Ялте, в домике под Чинарой. Василина стояла как завороженная, глядя вокруг, пока ее не вывел из этого состояния все тот же веселый голос: «Предлагаю сразу в карьер без увертюры, Василина. Давай-ка попоем прямо сейчас».

      – Что бы ты хотела исполнить, какую арию? – спросил он, уже сидя за роялем и набрав пару аккордов.

      Звуки рояля как будто сняли с Василины оцепенение, и к ней вернулась спокойная уверенность.

      – Если возможно, не арию. Мне очень нравится песня девушек-невольниц из «Половецкой пляски» с хором, сцена № 17 из оперы Бородина «Князь Игорь», – проговорила она.

      – Все возможно в этой жизни, а песнь гениальная. Там очень вступление красивое, боюсь, не вспомню на память, пойду за нотами, – проговорил Сафрон Евдокимович, встал из-за рояля и направился в соседнюю комнату, очевидно, кабинет, с изящными шкафами из мореного дуба.

      Через минуту появился оттуда со старинным, в кожаном переплете клавиром оперы «Князь Игорь» – в четырех действиях с прологом, переложенной для фортепиано и голоса.

      – Слова и музыка Бородина, – прочитал он. Присел обратно на крутящийся стульчик и, раскрыв ноты, спросил: – Василина, а ты знаешь, что эту оперу, оставленную