Die Geburt der Tragödie. Friedrich Wilhelm Nietzsche

Мирко. Страшно было представить, что могут поведать мне эти синие глаза. Ничего приятного узнать, что натворил что-то плохое, особенно если из-за этого Мирко так рыдает.

      Я попытался вспомнить все плохое, что когда-либо делал, хотя я обычно стараюсь такое забывать. В основном я помню, как вещи ломались либо животные пищали и переставали дышать. Еще из-за меня как-то заплакал младенец. И тот саблеглотатель. И я как-то пожал руку так сильно, что кость треснула. Один раз я случайно сломал конвейер, потому что сел на него. А в другой раз кресло-качалку. И мула. И… ну да, сегодня так получилось с девушкой на ферме. Это самое гадкое.

      Судя по всему, что-то произошло задолго до этого. Я просто не помню, что именно. Наверное, об этом Мирко и хочет рассказать мне. Может, это связано с мамой. Видимо, она из-за меня так громко кричала. У меня в голове темнеет при попытках что-нибудь вспомнить.

      Я никогда не делаю это нарочно.

      Как же тяжело понять, кто ты: сильный мужчина или маленький ребенок. Мне все время говорят, что я то один, то второй. Это жутко сбивает с толку. Вот бы я был мышкой! Тогда бы я не мог сделать ничего плохого. Ну если только что-то слегка погрызть.

      Знаешь, что он ответил?

      – Мы оба, Додо. В основном я.

      Так он и сказал. Поверить не могу, чтобы Мирко сделал что-то дурное, и уж точно не в мой день рождения.

      Кажется, он ошибается.

      Леон и счастье

      – Леон? – прокудахтал священник, когда Даника назвала имя. – Нечастое имя в этих краях. – Но в остальном возражений с его стороны не было, и день прошел отлично.

      Карл всю церемонию провел молча. Как и его сын, и Данику это полностью устраивало. Она заметила, что он потел сильнее обычного и выглядел беспокойным, словно бы его затащили в церковь против его воли. Так же было на свадьбе. Всем было очевидно, что он неловко себя чувствует в такой обстановке.

      Совсем иначе обстояло с парой с соседней фермы, которая выступила в роли крестных. Никто не мог подобно соседке зайти в церковь как в собственную спальню, одновременно излучая почти сияющее благоговение. У нее менялся цвет лица, что-то происходило со взглядом и манерой держаться, когда она заходила в церковь. Все словно поднималось.

      Муж ее держался спокойно и уверенно, как обычно. Его деревянные башмаки постукивали по каменному полу, он бесшумно похлопывал кепкой о бедро.

      Мирко тоже пришел с ними. Вечно преданный сын сидел между родителями и улыбался Данике, когда они встречались взглядами.

      Странно, что Мирко пришел. Он остался и после крестин, когда они угощали священника и соседей кофе у себя дома. Как скромный дух слуги, Мирко скользил вокруг и следил, чтобы у всех было все необходимое. Ей даже просить ни о чем не было нужно. Карл тоже пытался помогать, но напоминал скорее собаку на игре в кегли. В конце концов Даника попросила его сесть. Он тут же послушался.

      Она давно уже приняла предложение соседей, что Мирко может больше помогать по хозяйству после рождения ребенка. Оплата происходила исключительно собственными продуктами, деньги в расчетах между фермами никогда не