Страх (сборник). Эдуард Хруцкий

скомандовал Данилов, – Грохольский, три.

      Быков вел машину переулками и никому, кроме него, не ведомыми дворами. Данилов, хорошо знавший все городские закоулки, поражался тому, как Быков находит немыслимо короткие маршруты. Вот и сейчас машина, петляя, подпрыгивая на ухабах, распугивая кошек, оставляла за собой дворы, арки, проезды.

      Удивительный город Москва. Его невозможно познать. Сколько ни ходи по нему, всегда найдешь прелестное неизвестное тебе место. В нем перепутались времена и стили. В заросших тополями и лопухом проходняках можно найти античные колонны, генуэзские арки, испанские балконы, повисшие над зеленью двора. Именно в этом смешении времен и стилей и есть великая московская красота. Она теплее, добрее построенного по ранжиру Петербурга.

      Наконец машину перестало трясти, и они выехали на Мещанскую, переехали ее и влетели в Грохольский. Дом номер 3, шестиэтажный, старой постройки, с эркерами, с окнами, плотно закрытыми светомаскировкой, казался нежилым.

      – Кто-нибудь, найдите дворника, – приказал Данилов.

      Через несколько минут Никитин привел заспанную бабку в надетой поверх белья черной железнодорожной шинели.

      – Вы дворник?

      – Я буду, товарищ начальник.

      – В вашем доме черный ход есть?

      – В каждой квартире, только было указание домоуправа двери забить.

      – Покажите нам подъезд черного хода.

      Светя карманными фонарями, они обошли дом. Подъезд действительно был заколочен крест-накрест досками. Данилов потянул одну из них, и она легко поддалась.

      – Наверное, пацаны, – забеспокоилась дворничиха.

      – Возможно. Двенадцатая квартира на каком этаже?

      – На четвертом.

      – Трое к квартире. А мы с парадного хода.

      Они подошли к парадному, и Данилов сказал Свиридову:

      – Ты, Леша, постой здесь, а то, не дай бог, схлопочешь пулю. Наши клиенты народ горячий.

      – Наши не лучше.

      Данилов посмотрел на него и усмехнулся. Он вспомнил, как утром, в сороковом, возвращался домой после захвата налетчика Крюка, который два часа отстреливался из нагана и охотничьего ружья, и увидел во дворе, как шкафообразные ребята затаскивают в машину тщедушного учителя Левина, живущего в его подъезде.

      – Леша, ты уж извини, но здесь я командую.

      – Добро, побуду во втором эшелоне.

      – Никитин, Самохин, за мной.

      Они вошли в подъезд, в котором отчаянно пахло рыбьим жиром. Видимо, кто-то из жильцов совсем недавно жарил картошку на этом отвратительном лечебном препарате.

      Как ни странно, этот продукт, с детства вызывающий у многих устойчивую ненависть, свободно, несмотря на военное время, продавался в аптеках.

      И многие использовали его для готовки.

      Оперативники поднимались медленно и тихо.

      Горели на этажах синие маскировочные лампочки. Их свет не разгонял темноты, и она клубилась около дверей и стен, наползала на ступеньки и перила.

      На третьем этаже они услышали странное позвякивание, словно кто-то подбирает нужный ключ в связке.

      Они тихо поднялись на площадку и различили в синеватом мраке