Зернышки в кармане. Агата Кристи

все деньги и поставил их на лошадку. Я тогда был уверен на все сто, что выиграю, и, в конце концов, деньги эти принадлежали мне. А вот чек я не подделывал. Сам не знаю почему мне пришла в голову эта дурацкая идея, будто это дело рук Персиваля.

      – Но ему-то какая выгода? Ведь чек был выписан на твое имя.

      – Тебе непонятно. Вроде бы он тут ни при чем, не так ли?

      Пэт резко вскинула голову.

      – Ты хочешь сказать, он тебя подставил, чтобы тебя вытурили из фирмы?

      – Мысли такие были. Мерзко все это. Ну да ладно. Интересно, что скажет старина Перси, когда увидит, что блудный сын вернулся. Вот уж выпучит свои тусклые вареные виноградины!

      – Он знает, что ты приезжаешь?

      – Не удивлюсь, если и слыхом не слыхивал. У старика, знаешь ли, своеобразное чувство юмора.

      – Чем твой брат так прогневил отца?

      – Самому интересно. Чем-то он старика здорово зацепил. Я по отцовским письмам понял.

      – Когда ты получил от него первое письмо?

      – Четыре… нет, пять месяцев назад. Напустил туману, но одно я понял четко – он предлагал мне раскурить трубку мира. «Твой старший брат во многом оказался несостоятельным». «Ты отдал дань молодости, пора и остепениться». «Могу тебе обещать, что в деньгах ты не прогадаешь». «Буду рад видеть тебя и твою жену». Знаешь, дорогая, мне кажется, тут немалую роль сыграл наш с тобой брак. Отцу польстило, что я женился на девушке, стоящей на социальной лестнице выше меня.

      Пэт засмеялась.

      – Это на какой же ступеньке? Аристократы, они же – подонки общества?

      Он ухмыльнулся.

      – Вот-вот. Только у подонков общества, в отличие от аристократов, начисто отсутствует порода. Ты еще увидишь жену Персиваля. «Передайте, пожалуйста, консервы», – или рассказ о том, как ей проштемпелевали письмо – ничего умнее от нее не услышишь.

      На сей раз Пэт не засмеялась. Она задумалась о женщинах, с которыми ей придется общаться. Эту сторону вопроса Ланс во внимание не принимал.

      – А твоя сестра? – спросила она.

      – Элейн? Она ничего. Была совсем девчонкой, когда я уехал из дому. Восторженная энтузиастка, хотя, возможно, уже повзрослела. Ко всему относится очень серьезно.

      Характеристика была не очень обнадеживающей. Пэт спросила:

      – Она тебе совсем не писала… после того, как ты уехал?

      – Я не оставил адреса. Да она бы все равно не стала писать. Дружной семьей нас не назовешь.

      – Вижу.

      Он искоса взглянул на нее.

      – Что, не по себе стало? Из-за моей семьи? Чепуха. Жить с ними под одной крышей мы не будем. Купим где-нибудь уютный домик. Лошади, собаки, все такое.

      – Но пять часов восемнадцать минут все равно останутся.

      – Для меня – да. Каждый день в город и назад, при полном параде. Но ты не беспокойся, радость моя, – прекрасных уголков природы хватает и вокруг Лондона. В последнее время во мне проснулся финансист. Сказывается наследственность – по обеим линиям.

      – Свою маму ты ведь совсем не помнишь?

      – Она