Москва Сталинская. Лион Фейхтвангер

закрываешь глаза или отводишь взгляд на книгу… Подымаешь голову: она – здесь. (Так растения ночью достигают предела в быстроте роста. См. наблюдения и мысли Константэна о «Тропической природе».)

      «Нет, – говорит E. G., – это не удастся (речь идет о пятилетке), а если удастся – мы пропали». («Мы» – это не Франция: просто-напросто – крупный банк.) Он произносит эти слова с очаровательной улыбкой, прекрасно сознавая всю слабость этого довода. Для меня – истинное удовольствие его повидать. С каждым разом яснее выступают качества его ума и сердца. Они растут в моих глазах благодаря тому, что он не выставляет их напоказ, то ли не умея, то ли стесняясь. Истинная добродетель не выносит хвастовства; в этом я все сильнее убеждаюсь.

      Я постоянно думаю и твержу себе о том, что многое, чем мы интересуемся, как дети игрушкой, не будет иметь никакой ценности, никакого значения для тех, чей приход я предчувствую и к кому взывает мое сердце, – это-то и удерживает с набольшей силой мое перо. С ними я хотел бы говорить, для них хотел бы писать, но они уже не будут меня слушать. Впрочем, – тем лучше для них, если у них не будет никакого желания прослушать то, что желал бы высказать я. Они не знали бы, куда им девать мою симпатию, им от нее ни тепло, ни холодно. Огорчаться этим было бы величайшим безумием.

      Апрель

      Неужели вы думаете, что Христос мог бы узнать себя в христианской церкви? Во имя его вы и должны бороться с церковью. Я ненавижу не Христа, а церковь, созданную по его завету. Не он вступил в сделку с владыками мира сего, а духовенство, совершавшее ее, правда, во имя Христа, но в то же время предавая его; и нельзя считать Христа ответственным за эту сделку. Христос «воздает кесарево кесарю» – это верно, но тем самым он как бы противостоит ему и отдает ему лишь оболочку. Во времена Христа социальный вопрос не стоял и не мог стоять, а если бы и был поставлен, то на чью же сторону перешел бы тот, кто всегда жил среди трудящихся и обремененных?

      Но христова проповедь непротивления восстанавливает СССР против него. Те, кто следует этой доктрине покорности, становятся жертвами отвратительного обмана. Церковь скверна тем, что, разоружая угнетенного, выдает его головой угнетателю. Но угнетатель, допуская это, предает Христа и околпачивает его. Подогревая надежды на будущую жизнь, религия усыпляет и обессиливает сопротивление. Кто это понимает, тот может возмущаться религией, не отходя от Христа. Даже Иуда был менее коварным предателем, чем те, чьи речи позволяют обществу одурачивать людей, разоруженных их речами.