Когда они возвращаются. Даже в хорошо продуманном плане всегда найдется слабое место. Анна Вислоух

«Убит русский офицер, руководивший помощью беженцам из России!», «Кровавый след большевиков в Сербии!», «Месть красных боевому офицеру!»

      Сыщики дело закрыли быстро. Из квартиры убитого ничего не пропало. Обществу русских эмигрантов были переданы его вещи. Среди них корнет Ковалевский нашел тетрадь. Полистал и понял, что это дневник погибшего еще в германскую Белова. Забрал дневник себе как память о боевом товарище.

      2017

      Писатель Андрей Самарин давно и безуспешно обдумывал идею новой книги. После выхода его последнего детективного романа прошел год. «Горел» договор с издательством, аванс был давно потрачен, его литературный агент звонил каждый день и грозил самыми страшными карами.

      Самарин глядел в потолок, словно трещины в побелке могли указать ему тот единственный путь, по которому, как по рельсам, покатится сюжет. Он подходил к окну, смотрел во двор, словно в танце веток деревьев, трепещущих на майском ветру, мог увидеть ту сюжетную линию, которая бы поразила воображение его издателей. Он листал ленты социальных сетей, словно в снимках многочисленных котиков и постах о кулинарных изысках надеялся уловить неясную, невидимую нить стройного захватывающего повествования. Все без толку. Угрожающе, как акула к выпавшему за борт неудачнику, к нему приближался дедлайн – последний срок сдачи рукописи в издательство.

      Самарин открыл на первой странице чистую тетрадь. Он привык писать в тетрадях от руки, каждый новый роман – новая тетрадь. Даже ритуал такой завел: шел в магазин канцелярии, тщательно выбирал общую тетрадь в девяносто шесть листов, конечно, в клеточку. И писал мелким, но очень четким почерком, как бисер нанизывая его на строчки. Откуда пошла такая привычка, Самарин не помнил. Возможно, его первая профессия историка-палеографа сыграла здесь свою роль. Он любил архивные документы, старые тетради в коленкоровых переплетах, мог сидеть над ними часами, разбирая летящий почерк Лермонтова или запутанные черновики Достоевского.

      Свою работу в архиве он любил. Но в какой-то момент ему в голову закралась мысль: а не попробовать ли и мне написать роман? Ну или повесть вначале. Читателем он был с огромным стажем. Читал запоем, и если поставить в одну стопку все прочитанные им книги, они могли бы поспорить по высоте с какой-нибудь башней в Дубае.

      Так почему не написать самому? Чтобы нравилось все: герои, сюжет, интрига, исторический антураж. И он решился. Первую же повесть «Руны смерти» охотно взяло издательство, а уж потом нужно было выдавать тексты на-гора, как уголь в забое, да еще и серии придумывать. Исторических загадок и тайн в голове у Самарина теснилось столько, что хватило бы еще на сотню историй. Но…

      Внезапно его накрыл пресловутый писательский кризис. Когда-то он в него не верил и только иронично ухмылялся, когда в своей литературной тусовке слышал жалобы от коллег по перу: да бросьте, сюжеты валяются под ногами! А уж профессионализма ему не занимать, даже и учиться не нужно было, все пришло как-то само собой. Чувство