Misterium Tremendum. Тайна, приводящая в трепет. Полина Дашкова

из дома. Не ходи в лабораторию!» – прочитал он послание, которое старик отправил Соне.

      – Зачем ты ее пугаешь? Что значит – не выходи из дома? Она сейчас в Мюнхене. Сначала ей надо до дома доехать.

      – Она доедет. Но потом ей выходить нельзя. А ты, чекушник, срочно лети к ней.

      – Я и так лечу завтра.

      – Лети и забирай ее в Москву!

      – Почему?

      – Слушай, что я говорю! Забирай!

      – Да в чем дело? Ты можешь объяснить по-человечески? – рассердился Зубов.

      – Звони Петру. Пусть он приедет. Объяснять дважды, сначала тебе, потом ему, у меня нет сил.

* * *

      Москва, 1918

      Таня и Михаил Владимирович шли пешком, по знакомым, но теперь совершенно чужим улицам, мимо длинных мрачных очередей, разбитых домов. Под ногами шуршали листовки, клочья газет, подсолнечная шелуха.

      – Я правда был похож на сумасшедшего? – тихо спросил Михаил Владимирович.

      – Ну, конечно, я слегка преувеличила. – Таня улыбнулась и взяла отца под руку. – Просто ты, папочка, последняя моя надежда, возможно, на всю Россию ты сейчас единственный здравомыслящий человек, и когда у тебя лихорадочно блестят глаза, дрожат руки, срывается голос, мне страшно, земля уходит из-под ног. Ну их к черту, этих тварей. Ой! – Таня вдруг резко качнулась, нога провалилась в открытый люк канализации.

      Михаил Владимирович едва успел удержать ее.

      – Папа! Подожди, у меня каблук оторвался.

      Она стояла на одной ноге, опираясь на отцовскую руку, смотрела на старый, залатанный ботинок. На месте каблука торчали гвозди.

      – Беда, – Михаил Владимирович покачал головой, – других ботинок у тебя нет.

      – Буду ходить босиком. Вполне в духе времени. – Таня заковыляла, опираясь на его руку.

      – Что-нибудь придумаем, – сказал Михаил Владимирович. – У фельдшера Сысоева двоюродный брат служит в Чеквалапе.

      – Где?

      – Есть такая Чрезвычайная комиссия по заготовке и распределению валенок и лаптей. Чеквалап. Очень серьезная организация.

      Кое-как дошли до госпиталя. Там пожилая санитарка одолжила Тане самодельные чуни, сшитые из рукавов солдатской шинели. Они сваливались с ног, Таня ступила и чуть не упала на грязный пол.

      – Подвяжи у щиколоток, – посоветовала санитарка.

      Таня оторвала тесемки от старого халата, морщась, стянула узлы на жестких чунях, убрала волосы под косынку. Халат висел на ней мешком. Несколько секунд Михаил Владимирович смотрел на нее и вдруг спросил:

      – Интересно, сколько ты сейчас весишь?

      – Не знаю. Какая разница? Мне все равно.

      «Ей все равно. Еще немного, и у нее начнется дистрофия, – думал Михаил Владимирович во время обхода. – Спит не более пяти часов в сутки. Работает в госпитале. Занятий в университете нет, но она упорно сидит за учебниками, ночами, при ужасном свете. Зрение портит. Почти ничего не ест и при этом кормит Мишу, умудряется нацедить молока для него на целый день.