Меч в рукаве. Роман Глушков

рогатые шлемы, не возникло.

      Возникли они в отсортировке готовых персонажей по пивным сортам. Легче всего вписались в пивную тему статный блондин с мечом и приземистый крепыш с неподъемной секирой, нареченные соответственно «Викингом Светлым» и «Викингом Крепким». Заставили слегка напрячь воображение образы «Викинга Темного», «Викинга Легкого» и «Викинга Классического», поскольку из готовых зарисовок ничего подходящего выбрать не удалось. «Викинг Темный» после некоторой доработки превратился в жгучего брюнета и стал до боли напоминать Антонио Бандераса из «Тринадцатого Воина»; «Викинг Легкий» вместо тяжелой палицы получил длинный лук и «похудел» килограммов на тридцать, приблизившись к дистрофии; «Викинг Классический» «состарился» до векового возраста и был усажен кистью мастера на замшелый валун – то есть своей дряхлостью символизируя всю ту «классику», что можно было представить себе при слове «викинг».

      А вот кто действительно согнал с Мефодия семь потов, так это «Викинг Безалкогольный», поскольку, как утверждает история, трезвенников среди викингов не существовало отродясь и к рогу с элем их подносили едва ли не раньше, чем к материнской груди. Но выход был найден и из этого тупика.

      Безусый юный викинг был водружен Мефодием на дозорную вышку, откуда он зорко всматривался в морские горизонты. Безалкогольная сущность зарисовки выражалась двумя подчеркнутыми деталями: первая – бесспорная молодость викинга, что гарантировала его не насквозь пропитое состояние; вторая – нахождение того на посту (правда, Мефодий не был уверен, существовало ли у варягов вообще какое-нибудь запрещавшее распитие спиртных напитков подобие устава патрульно-постовой службы).

      Впрочем, заказчик остался доволен, расчет произвел в срок, и это был предпоследний раз, когда талант молодого мастера оказался востребован кем-то более серьезным, чем публика из парка имени Розы Люксембург. А о последнем таком случае Мефодий без содрогания вспоминать просто не мог, но об этом чуть позже…

      На почве тотального безденежья пылкие романтические чувства Раисы к Мефодию постепенно перешли в прохладные и натянутые отношения. Мефодий, конечно же, ее понимал – уже давно стало ясно, что Раиса просто ошиблась в выборе спутника жизни. Но несмотря на это, он все равно любил ее, втайне надеясь, что в конце концов их жизнь устроится и в карих глазах Раисы он снова увидит ту искорку, что сводила его с ума в первые дни знакомства.

      Мефодий продолжал писать портреты в парке, упорно обивал пороги работодателей, а вечерами подрядился разгружать вагоны на продовольственной базе, где рассчитывались наличными и сразу. Первый месяц было сложно совмещать несовместимое – днями творить, а вечерами таскать тяжести. Руки дрожали, ноги подгибались, а голова, отупевшая от белого пропилена мешков, на белом ватмане сосредоточиться должным образом уже не могла. Ухудшилось качество рисунка, незаметное для профанов, но режущее наметанный глаз коллегам