Колесница времени. Татьяна Степанова

ее за переодетого мужчину, за трансвестита, подражающего Кончите Вурст, и стирают в порошок.

      Господи ты боже мой, стирают в порошок, оскорбляют, бьют – только за это!

      Даже не разобравшись…

      Кому надо разбираться, когда можно бить.

      И что сделают две эти девчонки из полиции против всей этой бешеной ярости? Что они могут, лишь сами пострадают, возможно. Вон этот из Лиги кротких грозился куда-то звонить.

      Наверное, есть куда, раз он так в этом уверен. И угрожает.

      Больше всего Кору убивало то, что в этом деле стирания в порошок участвовали не просто хулиганы или пьяные отморозки, но какие-то святоши, говорившие о Боге. А она книжки ведь читала про религию. И молилась, да, было время, когда она очень жарко молилась, просила у Бога чуть ли не на коленях, чтобы волосы не росли так густо. Чтобы не делал он из нее окончательного урода, отщепенца, парию, на которого люди смотрят и отводят глаза.

      Да, она читала всякие книжки и верила, что в час Нагорной проповеди, когда Христос говорил с народом, приходили, стекались, сползались послушать его не только люди здоровые, крепкие, нормальные со всех точек зрения, но и убогие. Калеки, прокаженные, безногие, те, у кого рос горб или имелся зоб, кого донимала трясучка, кто бился в припадках, у кого внезапно отказывала нормально работать эндокринная система – мужчины, у которых припухала грудь и увеличивались соски, а бедра обрастали женским жиром, женщины, внезапно чувствовавшие, что независимо от своей воли или желания обретают некую ненужную «мужественность», становясь неинтересными для противоположного пола. Гермафродиты, наделенные природой так щедро и безжалостно и тем и этим, как в клетке запертые в собственном теле, сходящие с ума от фобий пограничного состояния между полами, карлики и великаны, люди, мучающиеся от незаживающих язв и фурункулов на лице и теле, от жестокой формы аллергии. И такие вот, как она, Кора, страдающие «избыточной волосистостью», как это называли врачи.

      И все эти убогие слушали там, на горах, на вольном воздухе Нагорную проповедь и плакали, и просили, и верили, что Христос поможет. И если говорит он, что нет «ни эллина ни варвара», то, значит, нет и ни здорового, ни убогого, нет ни красавца, ни урода, ни того, у кого все с генетической наследственностью нормально, ни того, у кого в генетике какой-то врожденный дефект, сбой. А все равны. Все равны… Все одинаково плачут, и просят, и надеются на лучшее. И если Христос исцеляет и защищает, то и те, у кого имя его не сходит с уст, – тоже должны защищать.

      Ну, пусть не защищать. Если эти святоши, кроткие, не хотят, если им противно, ладно, это еще можно стерпеть, бог им судья.

      Но пусть хоть не бьют тяжелым ботинком в женскую нежную грудь.

      Кора, полуголая, смотрела на себя в зеркало ванной. Женщина с бородой. Женщина – у нее растет борода. Женщина, которую все принимают за переодетого трансвестита, за копию Кончиты Вурст.

      А та, то есть тот, ведь хотел лишь привлечь к этой, именно этой проблеме внимание. Показать, что и чудной нелепый урод – женщина с бородой – имеет, да, да, да! – имеет право на признание, триумф и счастье.

      И