Ты где?. Ольга Кучкина

вернуть прежнюю фигуру, фигура не возвращалась, ничего не возвращается, иногда он раздраженно звал ее, чтобы задать незначащий вопрос о каком-нибудь незначащем пустяке, она выходила из комнаты, наблюдала, как он ест сваренную ею гречневую кашу или поджаренные сырники, скучала, чтобы занять себя, приносила из ванной флаконы с лаком для ногтей, переливала в один флакон содержимое остальных, ему хотелось неосторожным движением руки смахнуть все их на пол, он сдерживался, как давно уже сдерживался на кухне, в спальне, в гостях, везде. У него болела, а то и кровоточила язва, что являлось прямым следствием внутренней политики сдерживания, болеть и кровоточить переставало, как только начинался роман.

      Сейчас язва молчала.

      – Где Сенька? – спросил. – Давно не виделись.

      С языка Златы, судя по выражению ее лица, готовилось сорваться что-то другое, но и она сдержалась.

      – Ночует у подружки.

      – У какой подружки?

      – Не спрашивала.

      – Он тебе сказал?

      – Сама догадалась.

      – И ты ему разрешила?

      – Что разрешила?

      – Ночевать вне дома.

      – Ты помнишь, сколько ему лет?

      – Сколько?

      – Двадцать один. Ты в этом возрасте уже женился на мне.

      Перепелов бросил ложку на стол и невидящим взором уставился в окно.

      Могла бы не напоминать.

      Дрянь.

      Кто?

      Она? Он? Сын?

      Можно поблагодарить Бога, что у парня завелась подружка, а то грозила опасность, что так и останется в девках, настолько зажат и не расположен к женскому полу.

      От Златы пахло спиртным, смесь неприязни и жалости тяжелила голову.

      – Я пойду, Перепе́лов…

      Всю жизнь она звала его по фамилии. Первые годы в протяжном прелестном голосе звенела сплошная нежность. Тогда она делала ударение на первом слоге, как и полагалось, хотя в официальных бумагах, удостоверявших личность, ударение не ставилось, но знавшие его и так были осведомлены, что он – Пе́репелов. В школе учителя называли его Перепело́в, но помнил это он один. Она смотрела на него своими большими серыми в пушистых черных, низко набегающая густая пепельная челка работала как занавес, создавая таинственную игру тени и света в зрачках, и сумасшедшее отроческое изумление не покидало его: неужто все сложилось, как сложилось, и они в самом деле составили пару! Выпавшая ему как лотерейный билет, она проводила прохладной ладошкой по его щеке и говорила, смеясь:

      – Побрейся, Перепелов, сегодня к нам в гости придет твой любимый классик и решит, что красавица Злата Майзель вышла замуж за бомжа.

      3. Обед

      В кругу, в какой он попал, она так и именовалась красавицей Златой Майзель, гарвардская щетина входила в моду, и Злате нравилась, но старшее поколение относилось к небритым юнцам с подозрением, не комбатанты ли, а если комбатанты, то какого