Муму с аквалангом. Дарья Донцова

шептала Эмма. – Платье… Да, в нем все дело. И лицо… Скажи, как я выгляжу?

      – Просто замечательно, – дрожащим голосом соврала я, – молодая, стройная…

      – Прекрати, – оборвала мой лепет Эмма. – Жуткая морда, родная мать не узнает. Да и умерли они!

      – Кто? – спросила я.

      – Мамы, – почему-то во множественном числе ответила Эмма. – Платье… Второго такого в Москве не было!

      Мне оставалось лишь беспомощно наблюдать за страданиями Эммы. Раздался резкий звонок, потом другой. Поспелова поежилась и пошла в прихожую. Мне стало тревожно, но тут хозяйка крикнула:

      – Вилка, мы с Арием составим документ, а ты его засвидетельствуешь, ладно?

      – Конечно, – подтвердила я и встала у окна.

      Вилла Эммы возвышалась над морем, и сейчас перед моими глазами возникло зрелище невероятной красоты. День плавно тек к вечеру, с улицы не доносилось никаких звуков, кроме стрекота то ли цикад, то ли кузнечиков. Полный покой наполнял Флоридос – нирвану, рай для богатых и счастливых. Но у меня почему-то сжимался желудок, а в горле застрял комок. Внезапно послышался далекий грохот, я вздрогнула. Вероятно, там, за горами, бушевала гроза. Значит, вот по какой причине я не могу найти себе места…

      – Вилка, – позвала Эмма, – иди сюда.

      С трудом передвигая ноги, я дошлепала до кабинета, поздоровалась с лысым толстяком в белом костюме, подписала несколько экземпляров разноцветных листочков и села на диван.

      – Тебе плохо? – озабоченно поинтересовалась Эмма.

      – Голова кружится, – вяло призналась я.

      – Сегодня рекордно низкое давление, – бесцеремонно влез в чужую беседу нотариус. И добавил: – Сейчас скажу глупость.

      – Не стесняйся, – ухмыльнулась Эмма, – никто этому не удивится.

      – Живя в стеклянном доме, не бросайся камнями, – в назидательном жесте законник поднял кисть правой руки.

      – Это не глупость, а предостережение, – отметила я, кладя голову на подушку.

      – Верно. Глупость будет дальше. Мы живем за счет туристов, но лично я никому не советую приезжать в Грецию, – пафосно заявил Арий. – Климат убойный – жара, влажность от моря, ветер! Если с детства к этому не привыкли, то никогда не сможете адаптироваться. И вообще – где родился, там и пригодился.

      – Вы тоже эмигрант из России? – спросила я.

      Эмма поправила платок.

      – В семидесятые годы прошлого века родители увезли Ария ребенком в Израиль. А уж потом его в Сантири зашвырнуло. Мы, россияне, как тараканы, выживем и после атомной войны. Один на солнышко выползет, а к нему десяток прилепится.

      – Подобные качества присущи всем народам, – возразил Арий. Затем выставил вперед толстую ногу и стал перечислять: – Вспомним Чайна-таун в Нью-Йорке, алжирские кварталы Парижа и…

      – Все, пока, – безжалостно оборвала его Эмма, – сто раз слышала твои песни. До свидания, дорогой. Видишь, моей подруге, известной писательнице, плохо!

      Не успел Арий уйти, как Эмма села в кресло напротив дивана.

      – Ты способна воспринимать мои слова?

      – Естественно, – кивнула