Четвертый. Константин Симонов

Нет. Хотя я была бы рада сказать тебе: да!

      Он. Я не позвонил, потому что ты не разрешила бы мне прийти.

      Она. Наверное. Ты только пил и ничего не ел, да?

      Он. Да.

      Она. Я пойду что-нибудь приготовлю тебе. Сиди, отдыхай. (Идет, останавливается, смотрит на него.) В сущности, это даже храбро, что ты пришел ко мне без звонка… (Выходит.)

      Он. Храбрость! Что такое храбрость! Бежать из плена – это тоже что-нибудь да значит! Конечно, Дик и те двое настояли тогда на своем. Они взяли на себя больше, чем я, и поэтому погибли. Но чтобы они сказали сейчас, на моем месте? Она, конечно, считает, что Дик сделал бы это, не раздумывая. Если бы он остался таким, каким был! А я, прожив ту жизнь, что я прожил, уже ни за кого не ручаюсь. Может быть, и Дик, и те двое плюнули бы на все это и сказали: с нас хватит! Пусть все идет, как идет, без нас! Пусть катится в тартарары! Может быть, они как раз так и поглядели бы на это дело? (Закрывает глаза, задумывается.)

      Из-за кулис на пустое пространство сцены, очень обыденно, выходят трое людей. Они еще молоды – им лет по двадцать пять, по тридцать. Все трое одеты в потрепанную, обносившуюся военную форму. Они проходят через пустое пространство сцены и останавливаются на границе комнаты. Оглядывают комнату.

      Штурман. Разве это он?

      Второй пилот. Если это он, то он здорово постарел. Даже странно себе представить, что мы тоже могли бы так постареть!

      Дик. Ничего, нам это уже не грозит, так что не расстраивайся. (Громче, чем все, что говорилось до этого.) Слушай, по-моему, ты звал нас?

      Он (открывая глаза и глядя на вошедших). Да, Дик, я звал вас.

      Дик. Если мы не ослышались, ты позвал нас рассудить тебя с твоей совестью.

      Он. Да. Не совсем так, но…

      Второй пилот. А мы так и поняли, что у тебя есть и «да» и «но».

      Дик. Нам странно, что ты постарел, а тебе, наверно, странно, что мы остались такими, как были? Когда мы снялись в Лондоне перед последним полетом, штурман на карточке выглядел старше нас всех, а мы трое сияли, как три новеньких шиллинга. Никогда б не подумал… Да будь ты тогда таким, как сейчас, тебя просто не взяли бы летать по возрасту!

      Второй пилот. И у нас, к нашему счастью, был бы другой радист, не кончавший университетов, но зато знающий свое дело.

      Штурман (Ему). Не обращай внимания! У вторых пилотов всегда дрянные характеры.

      Второй пилот. Почему?

      Штурман. Потому что они вторые, а не первые.

      Дик (к Нему). Я вижу, ты разучился улыбаться. Сколько тебе сейчас?

      Он. Сорок два. Но не в этом дело.

      Дик. А в чем? Иди поближе, поговорим здесь. А то мне как-то неловко заходить в эту комнату без разрешения хозяйки. Ты ведь давно разошелся с ней, чего ж ты пришел к ней сегодня?

      Он. Мне больше не к кому было пойти. Меня поймал Тедди Франк и сказал, что наши опять затевают эту проклятую воздушную разведку над Россией. Он знал, что я должен был сегодня ночью лететь в Париж…

      Второй пилот. Должен был?

      Он. Да.

      Второй