Доброе имя. Константин Симонов

Это вы о чем?

      Катя. А о твоем выступлении на летучке. (После паузы.) Этому тебя тоже Черданский научил?

      Санников. Чему научил?

      Катя. Трубку курить.

      Санников (солидно). Я курю с юности.

      Катя. С детского сада? Да?

      Санников. Немножко позже. И вообще тема для разговора, по-моему, мало интересная.

      Катя демонстративно встает.

      Катя? (Вдруг жалобно.) Ну что ты, в самом деле?

      Катя. Кури свою трубку.

      Санников порывается к ней.

      Не подходи! И вообще не подходи ко мне, пока я не успокоюсь.

      Санников. Когда же ты успокоишься?

      Катя. Может быть, к тому воскресенью. Не раньше. (Решительно уходит.)

      Санников, рухнув в шезлонг, неумело пытается раскурить погасшую трубку. Входят Крылова и Широков. Увидев их, Санников встает и, засунув трубку в угол рта, уходит с независимым видом.

      Крылова. Даже не сказали, что вернулись. От других узнала.

      Широков. А я думал еще дня три с Брыкиным по колхозам поездить. А он вдруг вчера погнал домой, говорит, довольно, наездились, возвращайся и пиши очерк.

      Крылова. А вы вернулись и сразу на рыбалку? Ну, а зачем пили?

      Широков. Так ведь рыбалка! На работу пьяным не хожу!

      Крылова. Ну, вот и опять голова болит? Да?

      Широков. Нет, сейчас поспал – не болит. Ничего, к утру напишу. Ну, как – кончилась проработка?

      Крылова. Когда хорошо относишься к человеку… (Взглянув прямо в глаза Широкову.) Ведь вам очень просто меня обидеть. Вы это хоть понимаете?

      Широков. Понимать-то понимаю, но только умней от этого, кажется, не становлюсь.

      Крылова. Это верно.

      Широков. Что?

      Крылова. Умней не становитесь. Как только вы комнату получили, Таня Брыкина вам одеяло дала. Так вы уже сколько и на рыбалки ездили и без рыбалок… а одеяло себе купить так все и не можете.

      Широков. Ну, свинья, забыл. Завтра под очерк аванс попрошу, сразу же куплю и отдам. Честное слово!

      Крылова. Да разве я о том, чтобы вы отдали? Вы ведь даже новоселье справить не можете, у вас сесть не на что.

      Широков. А что мне новоселье, староселье? Я из редакции домой спать хожу, вот и все. А в командировках вообще забываю, что у меня теперь комната есть. Мне даже, если хотите знать, совестно, что Брыкин мне из трех своих комнат одну уступил. Я ему ее верну!

      Крылова. А он не возьмет.

      Широков. Почему?

      Крылова. А потому, что тоже хочет, чтобы вы по-человечески жили.

      Широков. Ну, ладно, куплю стулья. Даю слово. Сколько надо стульев покупать?

      Крылова. А на что мне ваши стулья в конце концов? Сколько хотите, столько и покупайте.

      Широков. Вера Ивановна, не сердитесь!

      Крылова. Нет, сержусь. Почему вы, как только выходите из редакции, окончательно на себя рукой машете, как будто все остальное в жизни вообще не важно, – какой вы, с кем бываете, с кем пьете, как живете? По углам