Великий Краббен (сборник). Геннадий Прашкевич

И конечно, этот умник там наверху извлекал из кармана огромный расшитый кисет, большой кремень и такое же большое огниво. Как ни был юн и наивен Сказкин, но он уже бывал в мехмастерских и прекрасно знал свойства горючих веществ. Опасаясь за безопасность клоуна, он тайком глянул на соседа – дородного седого мужчину в светлом коверкотовом костюме. Сосед взгляд Сказкина перехватил и даже полуобнял за плечи: не тушуйся, дескать, сморчок! Ты глуп, и клоун – дурак, но дело свое он знает!

      В этот момент клетка вспыхнула и дурак-умник клоун с отчаянным криком бросился к железной дверце. Дородный сосед Сказкина зашелся от смеха:

      «Это он к русалкам хочет!»

      Юный Сказкин тоже засмеялся, но нерешительно.

      Юному Сказкину было страшно. Он отчетливо видел, что дверцу горящей клетки по-настоящему заело и клоун хочет не столько к русалкам, сколько из клетки. Но в зале громко смеялись, и юный Сказкин стал смеяться, не хотел прослыть этаким, знаете ли, простачком из Бубенчиково.

      Утверждая себя, юный Сказкин продолжал смеяться даже тогда, когда зрители вдруг замолкли. Похоже, заело не только дверцу клетки, но и трос, на котором его поднимали. Теперь смех юного Сказкина звучал в зале несколько неуместно, и дородный сосед закрыл ему рот рукой. Тем временем счастливо оказавшийся на сцене пожарник с набегу ударил топором по тросу. Объятая огнем металлическая клетка рухнула в аквариум и всех русалок выплеснуло в зал. Одна упала совсем рядом и юный Сказкин успел разглядеть, что хвост у нее пристегнут.

      Убедившись, что клоуна откачали, зал разразился восторженными аплодисментами.

      Но юный Сказкин не смеялся. Он испытал озарение. Эти русалки! Этот огонь! Эта вырвавшаяся на свободу вода с ее обитателями! Неужели в океане так страшно? Но решение было принято. Пусть горят огромные корабли, пусть дрейфуют в глухом тумане исполинские танкеры, пусть в ночи на волне защекочивают матросов ужасные русалки, он, Серп Иванович Сказкин, выбирает море!

      Через пару лет Серп ушел в первую свою кругосветку.

      «Рыба! Большая рыба! – орал Сказкин. – У меня, мой Агафон, глаза как перископы! Я в любом бассейне отыщу корчму! Я эту рыбу, мой Агафон, вот как тебя видел! В полукабельтове! Три горба, шея, как гармошка…»

      «А фонтанчики, мой Серп?»

      «Какие еще фонтанчики?» – свирепел Серп.

      «Ну, фонтанчики… Перед самым первым горбом…»

      «Какие фонтанчики? Не было там никаких фонтанчиков!»

      «Вот видишь, мой Серп, – убеждал островной сирота. – Это все видения. Это тебя, мой Серп, до сих пор болезнь гложет…»

      «А корову, мой Агафон, тоже болезнь слопала?»

      Над темной громадой вулкана Атсонупури зависал серебряный хвост Большой Медведицы, почти перевернутой вращением Земли. В надменном молчании, в дымке, в курчавящихся волнах мнилось что-то надмирное. Вдали, где туман почти касался низкой воды, что-то тяжело плескалось. Касатка? Дельфин? При желании любой скользнувший в бухте плавник можно принять за горбы большой