Великий Краббен (сборник). Геннадий Прашкевич

с него японский халат с желтыми драконами. Неожиданно и грубо обнаженный экономист стал смеяться, потому что ждал совсем другого. А потом он стал смеяться уже серьезно, потому что прямо на его глазах металлический титан, непристойно раскачиваясь, смердя, пуская газы, сорвался с фундамента и на газовой струе, как инопланетный космический корабль, ввалился в уютную спаленку. Там он рванул еще раз, испустил еще больше мерзких газов и завалился в разобранную альбиноской постель. Даже альбиноска покрылась копотью. Даже беленькие зубки у нее закоптились. И упругие груди с веснушками закоптились, и все такое прочее. А Роберт Иванович смеялся и смеялся, пока не прибыла скорая помощь, вызванная соседями. Тогда только накинули на Роберта Ивановича халат – теперь уже с нестандартными рукавами.

2

      Каникулы мои были нарушены.

      К счастью, прилетели мои коллеги ненадолго.

      Они вовремя дознались до ужасных тайных планов зама директора по хозчасти – отправить большую часть научных сотрудников вместо поля на силос. «Даже Кармазьян бьет тревогу, – сообщил Серега. – Ссылается на свои экспериментальные работы с корейским огурцом. Я ему советовал отправить своих лаборанток с нами, но он не решился: а вдруг вы зазимуете? Я ему говорю, да вы же знаете, японских презервативов на отливе хватит на всю зиму. А он сердится. Не понимает. На сердце у него тяжело. Так что поживем у тебя пару дней. Как подойдет судно, уйдем на Симушир».

      Юлик Тасеев кивал, подтверждая слова Сереги.

      Юлик никогда никому не причинял беспокойства.

      Он, как баклан, сразу заглотил три ковша местного кваса и отправился на геологическую экскурсию. «На сольфатарное поле, – несколько нетвердо заявил он. И пообещал: – Скоро вернусь».

      И исчез. И мы забыли о Юлике.

      Забыли потому, что пораженный обилием красной икры, светлого воздуха, морских гребешков, крабов, побегов молодого бамбука и все того же крепкого местного кваса, тайно вырабатываемого тетей Лизой в одном из пустых бараков, Серега Гусев потребовал настоящего товарищеского ужина. Веня Жданов и строгий московский петрограф С. В. Разин коллегу поддержали, а бывший экономист хоть и насторожился, но перечить не смел. Он был надолго отлучен от институтских финансов, от привычного мира, он был оторван от знакомой почвы, как маленький подсохший дичок, и даже его прелестная альбиноска спала вдали от него…

      Закусывая икрой, Гусев успокаивал экономиста.

      «Один ботаник, – успокаивал он Жука, – один жил на острове семь лет. К северу отсюда. Туда теплоходы не ходят и рыбаки не заглядывают. Забыли ботаника, вот он и зимовал. Ну, диковать стал. За семь лет дома у него у жены появилось три девочки и один мальчик. А спасла ботаника найденная на пляже кадушка. В ней он солил разных мелких местных зверьков, тем и питался».

      Какие это были зверьки, Гусев не уточнил, но Роберта Ивановича вырвало.

      История Вени Жданова тоже была связана с кадушкой.

      Якобы