Король медвежатников. Евгений Сухов

служат у графа по многу лет и очень преданы своему хозяину. – Барановский чуть отошел от картины и принялся разглядывать сочные краски.

      Савелий усмехнулся:

      – Давайте не будем гадать. Картина эта не украдена. Никто искать ее не будет, так что можете распоряжаться ею по собственному усмотрению.

      – Вы и вправду необыкновенный человек. Никогда не думал, что граф д'Артуа решит добровольно расстаться с жемчужиной своей коллекции. Признаюсь, не ожидал... Не ожидал... А вы случайно не интересуетесь искусством? – неожиданно спросил Барановский.

      Савелий показал рукой на картину:

      – Как видите, пришлось.

      – Понимаю. Значит, равнодушны. А я вот этим делом занимаюсь очень серьезно. В картинах великих мастеров есть что-то необыкновенное. А знаете, почему? – спросил он, бережно трогая полотно. Он обращался с ним так нежно, словно пеленал грудного младенца.

      – Отчего же? – хмыкнул Савелий, наблюдая за плавными движениями Барановского.

      – Потому что они несут в себе отпечаток своего времени. Взгляните на эту картину. Она отражает тревогу. В этот период Италия была раздираема междоусобицами. Или вот этот замок, – показал он ладонью на задний план, где проглядывали полуразрушенные строения амфитеатра. – Что он вам напоминает? – Барановский прищурился. – Чудовище!.. А есть картины, которые привносят в души успокоенность. Они написаны в то время, когда государство процветало. Все эти переживания очень легко передаются зрителю. А по некоторым из них и вовсе можно увидеть грядущие потрясения. Когда смотришь на все это, неизбежно думаешь, что великие мастера пророчествовали своим творчеством.

      Барановский завернул полотно в плотную бумагу и перевязал сверток лентой. Теперь картина, стоимостью почти в полумиллион франков, напоминала легкомысленный подарок, купленный на ближайшем рынке.

      – Теперь, надеюсь, мы с вами в расчете? – спросил Савелий.

      Барановский взял картину под мышку и, лукаво улыбнувшись, произнес:

      – Я тоже на это надеюсь, – и, приподняв шляпу, негромко добавил: – Честь имею. Я слышал, что тяжело заболел ваш приемный отец, Парамон Миронович... желаю ему скорейшего выздоровления.

      Щелкнули замки затворяемой двери. А еще через минуту на лестнице раздались удаляющиеся шаги. Савелий успел пожалеть о том, что встреча состоялась именно в этой его уютной квартире на площади Шатле. Он сделал ошибку, когда привел гостя в свою берлогу, теперь квартиру придется срочно менять. Для предстоящего свидания можно было бы снять какую-нибудь тихую квартирку на Монмартре. Во всяком случае, человек, вышагивающий со свертком в руках, там ни у кого не вызовет интереса.

      Савелий подошел к окну и слегка отодвинул занавеску. В центре площади возвышался фонтан Шатле. Из открытой пасти сфинкса упруго изливалась вода. А вот это уже интересно. Господин Барановский уверенно пересек площадь, осмотрелся и вдруг изучающе уставился на голову сфинкса. Он смотрел на нее с таким вниманием, словно они приятельствовали в прошлой жизни. Еще