Жестокая любовь государя. Евгений Сухов

искры.

      – Дорогу великому князю и государю всея Руси самодержцу Ивану Васильевичу!

      Все сильнее звучали литавры, все веселее пели суренки; кто-то из стряпчих громыхал цепями, слышалось скрежетание и лязг железа.

      Длинной вереницей к дому Анастасии Романовны потянулся и черный люд.

      Царя ждали за воротами каравайщик с хлебом, свечники с фонарями и отовсюду – ропот боярской челяди:

      – Милости просим, батюшка-царь. Милости просим. Невестушка-лебедушка заждалась.

      У ворот встречали царя люди чином поболее, и кафтаны на них понаряднее, золотом шитые.

      Иван Васильевич проезжал не останавливаясь и только в самом дворе спешился, разглядев среди встречающих Григория Юрьевича.

      Трижды большим поклоном поприветствовали родители великого гостя, согнулся однажды и Иван.

      – Проходи, государь, милости просим!

      И бояре, подхватив под руки царя, повели его в дом.

      Посторонних на боярский двор не пускали, государевы рынды с бердышами на плечах и высоко приподняв подбородки расхаживали по двору. Иногда кто-нибудь нерадивый особенно близко подступал к воротам, и тогда можно было услышать грозный предостерегающий крик от караульщиков:

      – Куда прешь, нелегкая! Сказано – назад! А ну со двора, а то я тебя сейчас бердышом потороплю!

      Незваный гость отступал глубоко в толпу и через головы собравшихся силился рассмотреть – что же делается у крыльца и под окном.

      Запрет караульщиков не распространялся только на детишек, которые облепили окна и, дружно галдя, пересказывали, что творится в горнице:

      – Царь за стол сел!

      За воротами новость тут же подхватили, и она убежала далеко в толпу:

      – Сел царь!..

      А детишки уже говорили далее:

      – Царю Ивану и невесте Анастасии сваха гребнем волосы чешет... Соболей вокруг голов обносят.

      И снова эхо за вратами:

      – Соболей обносят!

      – Дружка платки на блюдах разносит!

      – Новобрачные с места встают!

      Это услышали и рынды, стоящие в карауле у дверей, и, придавая голосу грозу, предостерегли:

      – А ну со двора, детина! Куда полез? Царь с крыльца спускается!

      Следующий окрик у окон заставил встрепенуться всех:

      – Царь с невестой в сени выходят!

      Распахнулась дверь, выпустив клубы пара. На порог расторопно выбежали стряпчие, в руках они держали камки[36] и тафты.

      Раздавались строгие распоряжения:

      – Стели тафты, дурья башка! Стели!.. До самых саней выкладывай, чтобы молодые о снежок не запачкались. Царица здесь пойдет, прочь с дороги! А ты чего замер?! Камки постилай к государеву аргамаку.

      Стольники и стряпчие обложили тафтой крыльцо, бросали камки прямо на снег.

      Во дворе разом выдохнули: на пороге показался «князь» с «княгинюшкой».

      – Царь-батюшка!

      – Царь Иван Васильевич!

      Иван с Анастасией, подминая легкой поступью тафты,

36

Камка – шелковая ткань с узорами.