Проходящий сквозь стены. Александр Сивинских

для меня отдельную квартиру и предложила не показываться ей на глаза. Вот и вся предыстория.

* * *

      Софья Романовна, наигравшись собачонкой, соизволила вспомнить и обо мне:

      – Заскучали? Или ревнуете?

      – Да ни боже мой, – сказал я.

      – А вы знаете, что похожи на юного Пола Маккартни?

      Я скромно потупился.

      – У нас даже имена почти одинаковые.

      – Занятно… И как же в таком случае вас зовут, прекрасное дитя?

      – Полем, мадемуазель.

      – Полем? Вы случайно не француз, Поль? – Моё «мадемуазель» ей определённо понравилось.

      – Oui. Mais entre nous soit dit – très peu[1], – отшутился я.

      – Très peu? Как мило, – рассмеялась Софья, пытаясь скрыть озадаченность.

      Похоже, с французским у неё были нелады. Как впрочем, и у меня. Десяток заученных броских фраз – вот всё, чем я могу щегольнуть при случае.

      – Хорошо, Поль, – сказала она, – я беру вас. Вместе с пёсиком, разумеется. Скажем, на недельку. Если вы мне подойдете, оставлю. Завтра, в девять часов, прибудете по адресу… – она назвала адрес. – Не опаздывайте, Поль! До встречи, Жерар!

* * *

      Отрапортовав Сулейману, что внедрение прошло успешно и получив в виде поощрения сакраментальное: «Ай, маладэц, Павлинчик! Люблю тебя, как сына! На, скушай халву», я отправился домой. Вздремнуть после невольного ночного бдения. Если, конечно, удастся. Молодожены вполне могли проснуться и сызнова заняться друг другом. Со свежими силами.

      Бес заявил, что ему по пути и, как я ни ворчал, побежал следом.

      Халва оказалась бесподобной. Ни в самом дорогом магазине, ни даже на базаре такой не купишь. Впрочем, у шефа имеются собственные, свято сберегаемые каналы во все части света. Рассказывают о неких настырных личностях, которые пронюхали об этих каналах и попытались впрячь нашего ифрита в контрабанду наркоты. Сперва сулили златые горы, затем угрожали, а затем исчезли. Если не ошибаюсь, они попали именно туда, куда так упорно рвались. В «Золотой треугольник». Пополнили ряды рабов на опийных плантациях. Кстати, та история имела продолжение. Чуть позже нехорошо заболел один из наших сотрудников. У него загнил язык и стали быстро зарастать толстой подошвенной кожей ушные отверстия. Сейчас он глухонемой инвалид…

      В общем, чувства юмора Сулейману не занимать. Правда, чувству этому очень уж много лет. Отчего оно изрядно почернело.

      Раньше оно было кроваво-красным.

      Жерарчику, видимо, не терпелось поболтать, но на людной улице показывать знание человеческой речи он не решался. Он забегал вперед, трогательно поскуливал и заглядывал мне в глаза. Фантастически подобревший от халвы, я смилостивился и взял его на руки. Бес тут же приник к моему уху, изображая, будто ласкается к горячо любимому хозяину, и залопотал:

      – Соблазни её, Павлуша! Соблазни Софью и дело с концом. Она вполне готова разделить с тобой ложе любви, я это унюхал. Ты ей жутко интересен как мужчина. Шкурой клянусь.

      –

1

Да. Но между нами говоря – очень мало (фр.).