Скандальная графиня. Джо Беверли

лишена эмоций!

      – Но ты не готовишься стать матерью.

      Джорджии хотелось верить, что мать не желала ее больно ранить.

      – Думаю, я постыдилась бы побледнеть при виде солдата, изувеченного в битве, защищавшего нас от врага, – даже если бы была беременна.

      – Не критикуй сводную сестрицу лишь потому, что ты от природы крепче и мужественнее!

      – Мужественнее? Быть благосклонной к герою – это ты называешь мужеством?

      Джорджия видела, что мать совершает над собой усилие. Уголки ее губ даже слегка приподнялись в подобии улыбки.

      – У тебя доброе сердце, дочка.

      – И что именно меня просят сделать? Скажите как есть.

      – Находиться подле Дрессера, вести с ним беседу, как бы он ни старался отмолчаться… Сделать все, чтобы он почувствовал себя свободнее, давать ему советы…

      – Советы? Касательно чего?

      – Ну… в любой затруднительной ситуации.

      Отчего-то перед внутренним взором Джорджии тотчас возникла картина поистине непристойная, и она с трудом сохранила серьезность на лице. Если бы Дикон был с ней, он бы тоже смеялся!

      – Есть еще вопросы? – сухо спросила мать.

      Единственным вопросом было: что происходит? Тут замешана политика? Ее родители вечно играли в «политические шахматы», особенно в последнее время, когда король то и дело расходился во мнениях со своими министрами и во всех закоулках Сент-Джеймсского дворца плелись коварные интриги.

      – Признайся, мама: что за этим кроется?

      – Ты на удивление упряма, Джорджия, – устало произнесла графиня. – Если я дам тебе исчерпывающие объяснения, отец зачахнет от тоски по Фэнси Фри, которую неминуемо утратит. Он надеется на успешные переговоры с Дрессером об изменениях условий уплаты проигрыша. А если ты будешь любезна с лордом Дрессером, это может смягчить его сердце.

      – А-а-а, ну тогда это имеет смысл.

      Джорджия мысленно оценивала ситуацию. Да, она намеревалась выдержать полный год траура и затворничества. А уж если принимала решение, то никогда не отступалась. Однако судьба бедняжки Фэнси Фри не на шутку заботила ее…

      – В таком случае я буду на обеде, – решилась она. – Если дело касается участи Фэнси Фри, я буду пылинки сдувать с этого подагрического морского волка.

      – Он офицер флота!

      Джорджия проигнорировала это замечание:

      – И если он станет рыгать за обеденным столом или плевать на пол, я найду способ намекнуть ему, что следует вести себя более изысканно.

      – Иногда ты приводишь меня в отчаяние! – воскликнула мать, однако сдержалась и лишь тихо прибавила: – Помни также, Джорджия, что твой внешний вид за обедом должен изгладить впечатление от безобразия, которое ты позволила себе на скачках. Оденься скромно и веди себя благоразумно – возможно, тогда гости, когда появятся в свете, отзовутся о тебе благосклонно.

      И мать величественно выплыла из покоев дочери, а та показала язык закрывшейся двери и пробормотала себе под нос:

      – Я такая же рабыня, как и бедная лошадка.

      – Да