Биография неизвестного. Наталья Струтинская

ion>

      ЧАСТЬ 1

      Амфиболия

      ГЛАВА 1

      Стоял душный и дождливый июльский день. Москва, укрытая пеленой густых облаков, сонно приподнимала веки тихих переулков, выдыхая глухим эхом шумных проспектов клубы дыма. Противоречивая, непостижимая, строптивая столица России, вобравшая в себя всю многоликость и многогранность этой страны, вот уже месяц тонула в казавшемся бесконечным потоке дождя, что среди жаркого солнечного дня вдруг низвергался из внезапно набежавшей грозовой тучи, которая спустя несколько минут так же быстро растворялась в прозрачности и бесконечности московского неба. Сотни косых переулков и прямых бульваров стрелами разлетались к горизонту, а в самом сердце города костром истории пылала Красная площадь.

      В черной мантии с золотыми лацканами и академической шапочке с кисточкой я сидела в большом актовом зале университета, сжимала холодные и мраморные от волнения пальцы и блестящими от света софитов глазами смотрела на сцену, где за кафедрой стоял ректор, также облаченный в мантию, и произносил напутственные слова.

      В жизни каждого человека бывают дни, с которых начинается новый отсчет времени. В такие дни что-то заканчивается, что-то, что раньше было самым главным, а теперь, когда этот переломный, пиковый день приближался к своему завершению, приходило осознание того, что так, как было всего несколько часов назад, никогда больше не будет. Для меня, Веры Львовой, настал один из таких дней.

      В зале царило оживление. Сотни блестящих глаз были устремлены на сцену, сотни сердец отбивали ритм слов, провозглашавших окончание поры обучения в университете и начало новой эпохи жизни, казавшейся тогда туманным лабиринтом событийности, таинственным и бездонным.

      Я коротко обернулась к отцу, глаза которого были влажны от переполнявшей его гордости, посмотрела на маму, которая сидела рядом с отцом и широко улыбалась мне своей ласковой и счастливой улыбкой, подмигнула брату, чье красивое лицо мне в ответ скривилось в лукавой гримасе, и вновь устремила свой взор на сцену, на которую с минуты на минуту должны были пригласить лучших студентов университета для вручения красных дипломов.

      Мой отец, Эдуард Алексеевич Львов, был доктором геолого-минералогических наук, возглавлял геологический факультет в московском университете, занимался наукой, часто уезжал в экспедиции и был человеком мягким и простодушным. Мама, Анна Валентиновна, работавшая кардиологом и получившая еще в двадцать восемь лет звание кандидата медицинских наук, была женщиной исключительной уступчивости и доброты. Я же, как и мой брат Борис, бывший почти на два года младше меня, не пошла ни по стопам матери, ни по стопам отца. Через несколько мгновений я должна была стать дипломированным специалистом в области юриспруденции. Родители никогда не диктовали нам с братом правил жизни и не указывали на выбранные ими для детей жизненные пути – они с уважением и вниманием относились к нашему выбору. Когда после долгих раздумий я решила поступать на юридический факультет, а мой брат – на технический, родители не стали возражать.

      Заиграла торжественная музыка, и под пронзительные звуки труб и голос ректора, произносившего фамилии отличившихся студентов, молодые люди и девушки, среди которых была и я, поднялись со своих мест и направились к сцене. Все было так торжественно, так громко играла музыка и так ярок был свет софитов, что казалось, будто все, что происходило в тот день, являлось только волнующим сном.

      Я смотрела на темную массу, что чернела далеко внизу, по ту сторону световой стены, смотрела на сотни блестящих глаз и лиц, обращенных к сцене, я ощущала в руках шершавый прямоугольник диплома, врученного несколько мгновений назад, и не чувствовала ровным счетом ничего. Время словно замерло в тот миг, остановилось, чтобы через несколько секунд вновь прийти в движение, запустить свой безумный двигатель и привести в действие жернова. И когда я вернулась на свое место и посмотрела на диплом, несколько минут назад алевший в ярком свете, а теперь казавшийся совсем темным, то поняла, что этап пройден и я стою на пороге нового времени своей жизни.

      Шапочки подкинуты, кисточек коснулись первые влажные лучи солнца, выглянувшего из-за тяжелых сгустков туч, будто в приветствии раскрывших свои горячие объятия, затрещали затворы фотоаппаратов, и через несколько минут площадь перед университетом опустела. Солнце вновь скрылось за облаками, крупные капли застучали по влажным крышам домов, и город вновь окунулся в дымку полуденного сна.

      ГЛАВА 2

      Мы жили в Басманном районе Москвы, в большом кирпичном многоквартирном доме. Четырехкомнатная квартира здесь досталась нам от деда, которому как академику и отцу дочери и сына, моего отца, в советское время от государства полагались личный кабинет и три спальни. Дед и бабушка давно жили за городом в небольшом, но уютном доме, а сестра моего отца, Ярина, около двадцати лет назад вместе с мужем уехала в Италию и теперь лишь изредка приезжала в Россию.

      Скрипучие темные доски паркета, стены, оклеенные молочными однотонными обоями, прямоугольники деревянных рам, в которых красовались незамысловатые масляные изображения