Обреченные на вымирание. Андрей Деткин

щеколды, все же проверил. Стараясь не смутить старика, я на носочках прокрался на кухню. Приложил палец к губам и взглядом указал в сторону двери. Андрей кивнул и улыбнулся.

      – Забавный старик, – проговорил он вполголоса.

      – Да, безобидный, все ищет, к какому берегу пристать. Старость его пугает, боится один остаться.

      – Почему один, пусть перебирается ближе к людям.

      – Привык он здесь, это ведь его квартира, по очереди получал. Еще запасы у него тут. Зять перед отлетом в полу дыру пробил, из кирпича сложил закуток в подвале, забил консервами под завязку. Игнатьич не соблазнял всякими там вареньями, соленьями?

      – Нет, еще не успел, мы только по родственничкам до второго колена дошли.

      – Да, старость не радость.

      – Ты в кафе сегодня ходил? – Андрей перестал улыбаться.

      – Нет, – я покачал головой, – может, видел, у нас после землетрясения второй подъезд обвалился?

      Андрей кивнул:

      – Видел.

      – У Игнатьича тоже по потолку трещина пошла.

      – Так оно и бывает.

      Мы разговаривали о том о сем, я все не решался заговорить о переезде, ждал, что Андрей поднимет эту тему. Но он не поднимал. Когда собеседник стал поглядывать на часы, я испугался, что он передумал.

      – Пора мне, Михалыч, хороший ты мужик, рад был потрепаться, но надо идти, – он встал, долгим взглядом посмотрел в окно, спросил:

      – Ты решил насчет переезда?

      Я с готовностью кивнул:

      – Да. Хоть сейчас.

      – Думал, не согласишься, больно дружно с Игнатьичем живете.

      – Я его навещать буду, да и запасов у него до конца света хватит. А попросит, помогу переехать ближе к центру. Он ведь что еще, – вспомнил я и усмехнулся, – почему не хочет съезжать. Боится засветиться. Люди увидят, сколько с собой добра тащит, и обкрадут. А оставлять здесь опасается, думает, «шныри» найдут. Он мне про кладовку не сразу рассказал, только когда в сиделки стал заманивать. Я его не осуждаю. Может, эти банки – самое дорогое, что у него осталось.

      – Ну да, – согласился Андрей, затем зажал зубочистку зубами и проговорил, не размыкая челюстей: – Надо уходить незаметно, чтобы старик не просек.

      Мы протопали всю Краснознаменную, пересекли Союзную, свернули на Советскую и скоро вышли к КПП. Хоть убей, не помню, чтобы в тот пьяный вечер пересекали контрольный пункт. После КПП долго шли дворами в северную, брошенную часть города.

      Нас обступили дома-призраки, одичавшие деревья, кустарники, заросшие детские площадки, ржавые машины, столбы с оборванными проводами… В знойной тишине не слышалось ни одного городского звука, лишь гипнотизирующий стрекот цикад да щебет птиц. Растлевающее чувство запустения проникало внутрь меня вместе с теплым тягучим воздухом, высасывало силы и мысли, погружало в тупую лень и безмятежность. Любое время кажется здесь вечером. Хочется сесть, ни о чем не думать, бессмысленно наблюдать за закатом. Поддавшись очарованию безвременья, незаметно погружаться