Пусти козла в огород. Людмила Милевская

со мной не стала, а увела Алису в другую комнату.

      Лечила она ее там недолго, а сумму запросила, на мой взгляд, астрономическую. Я попыталась спорить, но Алиса безропотно заплатила.

      – Скажите хотя бы, когда она выздоровеет? – в глубине души обливаясь слезами, спросила я.

      – Уже здорова, – отрезала ворожея, и мы отправились домой.

      Через каждые десять минут я интересовалась у Алисы:

      – Как ты себя чувствуешь?

      – Лучше, лучше, – улыбалась она. Когда мы проезжали мимо цветочного салона, она попросила притормозить.

      – Зачем? – удивилась я. Алиса загадочно улыбнулась.

      – Сонечка, ты знаешь, что нынче в моде бутоньерки? – спросила она.

      – Знаю, – ответила я, – и очень люблю приколотые к одежде цветы, но они, к сожалению, недолго живут.

      В глазах Алисы появился озорной блеск.

      – В этом салоне продаются чудесные бутоньерки с каким-то французским составом! – ликуя, воскликнула она. – Представляешь, цветок в такой бутоньерке способен жить дня три, если не неделю. Я подарю тебе, это чудо!

      – Зачем? Пойду и сама куплю.

      – Ты так много со мной возишься, хочу тебя отблагодарить, – обиженно надула губки Алиса.

      – Что ж, пожалуй, я действительно заслужила. Иди, подари мне эту бутоньерку.

      Алиса выпорхнула из машины. Вскоре на моем воротнике красовался букетик живых цветов: в малюсенькой пробирке жили три миниатюрные розочки. Прелесть! Прелесть!

      Я расцеловала Алису, она же просто торжествовала. Я опять подумала: «Кукла, настоящая кукла».

* * *

      – Ах, Соня, – входя в квартиру, воскликнула Алиса, – похоже, колдунья и в самом деле вылечила меня! Пойдем, покажу свою новую картину.

      – Пойдем, – сказала я, направляясь в мастерскую исключительно из желания получше рассмотреть Алису – там хорошее освещение.

      Пока Алиса хвалилась вдохновением, сподвигшим ее на создание серо-буро-малинового пятна, безобразно расползшегося по холсту, я придирчиво всматривалась в ее лицо. Она действительно посвежела.

      – Аля, ты как себя чувствуешь? – спросила я.

      Она удивилась:

      – Я же сказала, чудесно. Просто великолепно. Можно, останусь в мастерской и немного поработаю?

      – Можно, – разрешила я, – но, умоляю, не называй это работой, потому что тогда непонятно, чем занимаются все остальные, приносящие пользу государству, себе и людям.

      Оставив Алису с ее мазней, я спустилась вниз. Тщательнейшим образом осмотрела ее квартиру на предмет колдовства. С лупой облазила все углы, исследовала окна и стены, но, кроме нескольких воткнутых в обои иголок, ничего не нашла. Под ковром обнаружилась, правда, еще записка, написанная почерком Марго.

      «Глава мертвых пусть прикажет тебе, Владыка, через живого и посвященного змея! Херуб пусть прикажет тебе. Владыка, через Адама Иотхавах! Блуждающий орел…» – прочитала я.

      Плюнула и забросила скомканный клочок бумаги под диван.

      «Иголки воткнула сама Алиса, – решила я, – писанина Маргушина, в остальном –