Пусти козла в огород. Людмила Милевская

жреца упали. Он обошел светильники. Бросил в каждый по щепотке черного порошка. Синий туман поплыл над вершиной Большой пирамиды. Ритуальный двор опустел.

      Бронзовокожие столпились у жертвенного алтаря. Лихорадочно заблестели глаза.

      Сильный юноша с удлиненной бритой головой выступил из толпы. Подал жрецу каменную чашу, протянул зеленое нефритовое шило.

      В чаше кроваво и зловеще плескалась алая жидкость.

      Жрец склонился над алтарем. Опустил в чашу острие, блеснувшее багрянцем. Коснулся зеленой каменной иглой ушей распятой, оставив кровавые следы. Каменным черным ножом разжал зубы жертве, зеленым шилом коснулся ее языка. Опустился на колени.

      – Аоа-ту… Аоа-ту… Аоа-ту… – продолжали ритмично вскрикивать бронзовотелые.

      Певучие звуки непостижимым образом усиливались, умножались.

      – Великая богиня Чалькацинго, повелительница двуглавого ящера, прародительница драгоценных близнецов! – воззвал жрец. – Даруй Посвящение!

      По небу пробежала огненная рябь. Жрец продолжил:

      – Во имя милосердного Теекатлипоки, дымящегося зеркала вселенной. Даруй посвящение!

      Во имя Белого Ягуара!

      Даруй Посвящение!!!

      На площадку ритуального двора вышли пятнадцать человек в зеленом. Шестнадцатый, облаченный в плащ красного цвета, замер в углу площадки. Четверо зеленых отделились, надвинулись на красного, грозя короткими копьями.

      Пламя светильников взлетело над ритуальным двором, отразилось в голубом дыму, сочащемся уже отовсюду. Запульсировало, укрывая разыгрывающуюся драму. Огненные пульсации достигли вершины Большой пирамиды. Охватили ее облаком слепящего газа.

      Лишь черное агатовое зеркало противилось яростному натиску холодного света. Оно глотало, поглощало, вбирало в себя голубое пламя, пока не сумело смять, одолеть его. Светильники притухли.

      На площадке ритуального двора четверо зеленых, грозивших красному, стояли, держа обломки копий в руках. Грозно и победительно смотрел на них красный.

      По небу пробежала алая рябь.

      Жрец коснулся лбом каменной площадки. Вслед за ним пали ниц бронзовотелые.

      – Будь вечен великий Кецалькоатль, дарующий землю! – громовым голосом воскликнул жрец. – Будь вечна мать Чалькацинго, владыка вселенной! Будь вечен народ Амару, племя Белого Ягуара! Великие боги! Мы получили Посвящение! Аматтальма – живое воплощение Великой богини любви – с нами.

      По небу пробежала розовая рябь.

      Бронзовотелые отпрянули к краям площадки. Жрец выдвинул из-за алтаря дымящуюся жаровню. Снял серебряную чашу. Зачерпнул из нее нефритовой ложкой. Подошел к алтарю.

      Распятая оставалась безучастной. Каменным ножом жрец разжал ее зубы. Вложил в рот содержимое ложки. Провозгласил:

      – Она съела!

      По небу пробежала синяя рябь.

      Ему подали обсидиановый нож с нефритовой чашей. Жрец приподнял с бедра распятой клетчатую повязку, склонился над ее нежным телом, взмахнул сверкнувшим обсидианом.

      По небу пробежала