Жанна де Ламотт. Михаил Волконский

енном и на Крестовском, в особенности те, кто имел тут свои дачи, и на Черной речке, считавшейся тогда самым аристократическим летним местопребыванием.

      Здесь деревянные дома были построены на манер каменных, в так называемом «итальянском вкусе», окружены цветниками и подстриженными деревьями, а в прозрачные тогда воды Черной речки гляделись сентиментально-поэтические плакучие березы, опускавшие свои ветки над гранитными урнами, статуями и плитами с таинственно загадочными надписями.

      Такова тогда была мода.

      В средних числах июня к одному из таких домов на Черной речке подъехала карета, и из нее вышел господин в летнем полосатом фраке – наиболее употребительной тогда одежде – с высоким жабо и в круглой шляпе с большими полями.

      Он поднялся по ступенькам крыльца твердою, уверенной походкой и, когда, завидев его, сейчас же выбежали два лакея сюда, оба в ливреях и в пудре, спросил у них:

      – Аркадий Ипполитович Соломбин дома?

      Лакеи удивленно оглядывали господина, как совершенно незнакомого и с первого взгляда не внушавшего особенного доверия.

      В самом деле, хотя его костюм и легкая английская карета были безукоризненны, то тем страннее казались на таком господине огромные синие очки целиком, почти с бровями, закрывавшие его глаза, и, главное, неприятно поражали пряди жестких рыжих волос, ниспадавших из-под полей его шляпы.

      Такой щеголь, каким был одет господин, приехавший в английской карете, должен был, по тогдашней моде, во-первых, коротко стричь свои волосы, а, во-вторых, носить никак не синие очки, а изящную золотую лорнетку…

      Лакеи замялись, но все-таки старший из них спросил заинтриговавшего их приезжего:

      – Как прикажете доложить?

      – Доложи: – Иван Михайлович Люсли, – приказал господин.

      Лакей, видимо никогда не слыхавший такой фамилии, снова выказал сомнение.

      Тогда господин, называвший себя Иваном Михайловичем Люсли, достал бумажник, вынул оттуда визитную карточку, дал ее лакею и велел отнести.

      Эта визитная карточка оказалась не совсем обыкновенная, она была отпечатана фиолетовою краскою и в углу ее стояли буквы: «В. П. О.»

      Лакей, отправившийся докладывать с карточкой, вернулся так быстро, как только мог, и кинулся к гостю с такой предупредительностью, что сразу было видно, что хозяин просить велел.

      Не успел господин Люсли снять свою шляпу, как навстречу ему показался Аркадий Ипполитович Соломбин, человек весьма привлекательной наружности с мягкими, красивыми манерами.

      – Милости прошу, добро пожаловать, – заметил он на великолепном французском языке, на котором не только говорили, но и думали в аристократическом русском обществе тогда. И он с поспешностью повел приезжего, показывая ему дорогу: – Сюда, сюда, пойдемте ко мне в кабинет, – пригласил он, растворяя дверь.

      Люсли следовал за ним, не меняя выражения лица, казавшегося совсем неподвижным благодаря огромным своим очкам.

      Они вошли в кабинет.

      Соломбин учтиво усадил своего гостя в кресло и стал приглядываться к нему, как будто видел его в первый раз.

      Так оно и было на самом деле. Соломбин видел Ивана Михайловича Люсли впервые в своей жизни, но должен был встретить его и принять как знакомого и даже желанного гостя по его лиловой визитной карточке и по стоявшим на ней буквам «В. П. О.»

      Люсли сел, подождал, пока сядет Соломбин, и тогда начал разговор – довольно странный и совершенно непонятный для человека, не посвященного в тайну, по-видимому, известную только им обоим.

      Но они-то отлично понимали друг друга!

      – Вы знаете, что красный цвет весьма близок к фиолетовому, – сказал Люсли и взялся за борт своего фрака.

      – Красный, смешанный с синим дает фиолетовый, – спокойно ответил Соломбин, улыбнулся и, как будто случайно, три раза закрыл и открыл правый глаз.

      – Синий тут ни при чем. Я говорю про красный, – возразил Люсли, вынул из кармана лиловую кокарду и нацепил ее себе в петлицу.

      Тогда Соломбин встал и надавил какую-то пружинку, достал маленький ящик из бюро, достал оттуда кокарду красного цвета и тоже надел на себя.

      – Я вижу, что вы именно тот, к кому у меня дело, – успокоительно произнес Люсли.

      – Я не показал бы вам этого, если бы не убедился, что вы, в самом деле, тот, который может иметь ко мне дело, – заметил Соломбин.

      – Рыжий Люсли наклонил голову.

      – Вы являетесь одним из семи цветов радуги – Красным.

      – А вы – Фиолетовым…

      – Совершенно верно. Остаются еще пять.

      – Пять, но на самом деле четыре…

      – И это верно. Мне известно, что прежний Желтый «выцвел», как принято выражаться между нами. Но я должен успокоить вас: взамен прежнего найден новый Желтый в Петербурге…

      Соломбин пожал плечами, как будто хотел сказать, что это вовсе не касается его.

      – Остальные четыре, – продолжал Люсли, –