Лоллипоп. Кристине Нёстлингер

двух шагах за углом», а в другом районе города.

      Такую махину за один день не отгрохаешь. Два года ушло на строительство нового корпуса. Последние два года бабушка время от времени приговаривала: «Переезжать будут без меня! Не тратить же час в один конец ради трёх часов работы. Да и не такие уж они мёдом мазанные!» И она заявила: «Как только они переберутся, подыщу себе другое место!»

      Лоллипоп считал, что бабушка права. Ещё он считал, его это никакой стороной не касается. Даже когда бабушка объявила: час пробил, переезд назначен на первое число следующего месяца, Лоллипоп ничуть не взволновался. И что она просматривает объявления в газете, не трогало его. Потом, правда, стали слегка досаждать регулярные хождения к доске объявлений о найме на работу. Во-первых, она отлучалась ежедневно – вместо того чтобы сидеть дома и делать ему бутерброды с ветчиной, а во-вторых, вечера напролёт она обсуждала с мамой различные варианты с работой. У Лоллипопа от этих разговоров уши вяли. «Чистый заработок», «общий размер жалованья», «отпускные»… Даже такое условие, как «пропорциональная скидка с отпускной суммы», упоминалось бабушкой. К лешему «пропорциональную скидку»! Пусть лучше играет с Лоллипопом в «морской бой», или в «слова», или в «поддавки». В конце концов бабушка нашла верное место.

      Лоллипоп облегчённо вздохнул. Он рассуждал: «Слава богу, теперь всё пойдёт по-старому! Хорошего понемножку!» Сам себе он казался удивительно кротким и славным: с таким смирением выдержать безумную говорильню и беготню вокруг нового бабушкиного места! Это оказалась вовсе не какая-нибудь контора, а семья. Го́фштеттеры – так их звали. Там бабушка за час работы получала намного больше, чем в электрофирме. К тому же она сказала:

      – Мне вообще Гофштеттеры по душе. У нас с самого начала взаимная симпатия.

      Лоллипоп удивлённо спросил:

      – Скажи-ка, бабуля, разве они встают так рано, что в пять уже можно начинать?

      – Отнюдь, – сказала бабушка, – здесь я буду начинать только в одиннадцать. Оно и к лучшему. Хоть высплюсь наконец. Я ведь не от хорошей жизни поднималась ни свет ни заря.

      – Порядок, – решил Лоллипоп.

      Дело всё ещё казалось безобидным. Он даже рад был за бабушку. Но, когда она сказала: «Зато работаю до шести!» – Лоллипоп взревел, как раненый лев.

      – А мой обед? – рычал он. Лоллипоп придавал очень большое значение спокойному, вкусному обеду в уютной обстановке. – А домашние задания? – рычал он. Лоллипоп любил, чтобы бабушка сидела за столом и вязала, пока он строчит многоэтажные, безошибочные уравнения или куцые, усеянные ошибками сочинения.

      Ещё Лоллипоп поскандалил из-за бутербродов с ветчиной. Из-за того, что дома всегда должен находиться кто-то, кто мог бы пришить пуговицу. И вообще, ревел он, ему нужен хоть кто-нибудь, с кем можно пообщаться. Сестрица подчас чудовищно тупеет, с ней особенно не наговоришься. Унять Лоллипопа было невозможно.

      – Ты только прикинь, – вразумляла бабушка, – я ведь зато к Гофштеттерам всего три раза в неделю хожу. А четыре полных дня – дома!

      Но