Проклятый старый дом, или Неожиданное наследство. Алекса Вулф

беззаботности, вызванной скачком адреналина в крови, произнесла строчки из "Фауста" Гёте:

      – Повсюду мрак и тишина.

      Меж туч скрывается луна,

      И лампа тихо угасает.

      Над головою в вышине

      Кровавый луч во мгле сверкает,

      И в кровь, стесняя сердце мне,

      Холодный ужас проникает.

      О дух, ты здесь, ты близок – о, приди!

      Как сердце бьётся у меня в груди!

      Всем существом, души всей мощным зовом

      Я порываюсь к чувствам новым!

      Явись, явись мне – я всем сердцем твой!

      Пусть я умру – явись передо мной!

      Да, за окном вовсю вступало в свои права дневное светило, да и небо радовало абсолютной кобальтовой чистотой. Однако, плотный мрак холла вполне годился под описание мистической, обещающей встречу с потусторонним, ночи.

      Нервно хихикнув, вырвала у темноты кусок плотных портьер на окнах. Направляясь к ним, осторожно светила себе под ноги, дабы не споткнуться от встречи с раритетными деталями интерьера. Дотронувшись до тяжелой плотной ткани, рванула ее в сторону, высвобождая залепленные паутиной и пылью стекла окон. В нос ударил стойкий запах потревоженной пыли, и я непозволительно громко чихнула. Освобожденные от плена портьер, окна вздохнули мягким приглушенным светом. Удовлетворенно кивнув своим мыслям, направилась к следующему окну, дабы проделать ту же самую операцию. Однако, рука моя застыла, сжимая прохладный материал, так и не завершив начатое дело.

      В гробовой тишине слишком отчетливо раздались слова из цитируемого мною ранее "Фауста":

      – Кто звал меня?

      Глава 6

      Я так и застыла, сжимая ткань портьеры между пальцев, чувствуя, как на голове шевелятся волосы. Это что, мать его, было только что?!

      Послышалось? Вряд ли… В такой тишине даже цоканье когтей крысы по чердаку можно было бы ясно расслышать. Медленно повернула голову, в ужасе даже не пытаясь придумать, какую картину могла сейчас застать. Однако, в полумраке заваленного антиквариатом холла поместья не нашлось ни единой живой души, кроме меня.

      И мертвой тоже…

      – Что за чертовщина? Больше не буду читать Гёте вслух!– намеренно громче положенного сказала я, дернув, наконец, портьеру в сторону. С двумя открытыми окнами в помещении стало заметно светлее. Выключив фонарик, прошлась вдоль остальных закованных в тканевый плен стекол.

      Тишину поместья больше не нарушал ни единый посторонний звук, и я позволила нервному напряжению, сковавшему мышцы тела, отступить. Чтобы не было страшно, решила озвучивать свои действия вслух, разбавляя тишину громким голосом.

      – Что это тут у нас? А ну-ка! Какой миленький шкафчик! А это…хм…– задумчиво протянула, вытирая куском ветоши запыленную картину.– Привет, красавчик! Как звать тебя? Давай-ка посмотрим…

      Надпись внизу портрета говорила о том, что на полотне изображен некий барон Герт Леннерт.

      – Герт Леннерт,