Дорога оружия. Виктор Ночкин

А у тебя дела неплохо идут, вижу.

      – Дела идут как из пушки. Держи стакан. Раз такое дело, и я с тобой выпью. Надолго к нам?

      Лысый выставил миску с квашеными слизневиками и другую – с жареной крысятиной. Выпили. Мажуга взгромоздился на высокий табурет возле стойки.

      – Да я на день всего. Закуплю кой-чего, да и домой. Фермер я теперь, хозяин.

      – Фермер… Вот уж от кого не ждал. Думал, не отпустит тебя город. Харьков – он такой, он крепко держит, коли в душу тебе влез.

      – Так и есть. Иногда кажется, что не отпускает, потому и не езжу сюда, чтобы не зацепило снова, не уволокло. Думал, забыли меня здесь. А вон – помнят!

      – Эти-то? – Лысый махнул мускулистой ручищей. – У нас, если хочешь знать, до сих пор непослушных детей твоим именем пугают.

      – Не, у вас теперь детей призренцами пугают, я уже слышал.

      – А, верно. Вон они, легки на помине!

      В зале стало тише, Мажуга оглянулся – в кабак вошли двое в темных плащах с капюшонами. Капюшоны были необычные, они закрывали лица, будто маски. Призренцы остановились у порога, водя головами вправо-влево, разглядывая выпивающую публику сквозь большие круглые прорези. Распахнулась дверь, явился третий призренец. Двое остались у входа, третий протопал через зал к стойке. Остановился рядом с Мажугой, кивнул Лысому:

      – Как торговля, хозяин? Нет ли жалоб, недовольства, нарушений каких?

      Из-под опущенного капюшона голос звучал глуховато, но Мажуга понял, что призренец молод.

      – У нас все хорошо, – отчеканил бармен. – И никакого непорядка не случается.

      – Добро. – Призренец снова кивнул и пошел к выходу.

      Когда дверь захлопнулась, по залу пронесся шорох – будто все клиенты разом перевели дыхание; да так, пожалуй, оно и было.

      – Видал? – спросил Лысый. – Страшные люди. Ничего не требуют, взяток не берут, не пьют даже. Я бы налил за счет заведения, как полагается за присмотр, но они пить не станут.

      – Я так понимаю, молодой парень совсем?

      – А кто его разберет под этим колпаком? Хотя большинство у них молодые, это конечно. Они ж сирот по улицам собирают, ворье малолетнее, крысят, стало быть, наших. Воспитывают, мозги им как-то переворачивают, что ли? Из мелкой пакости – вот такие честные становятся. Ну и службу в призренческой страже несут, а как же. Так что большей частью они молодые. Три-четыре сезона назад кошельки резали, а теперь – вона, на лапу не возьмут. А я бы дал. Честно сказать, когда эта стража появилась, сделалось здесь поспокойней. Ты ж не застал то время, когда цех призрения учредили?

      – Застал. Но вскоре из города убрался, толком ничего не узнал. Да мне и не до призренцев было, если по правде сказать.

      – Я понимаю. Налить еще?

      – Давай. Так что, навели, значит, призренцы порядок?

      – Так вроде потише стало, я ж и говорю. Сперва цех призрения для чего создавали-то? Чтобы споры между оружейниками рассудить могли, чтобы общие городские вопросы решать. Ну там, ежели опять с летунами или еще с кем заваруха, если какой другой такой повод.