Записки на кухонном полотенце. Инга Максимовская

вчистую продули. Где таких, кривоногих, в сборную набирают?

      – Ты ей лучше про стиралку расскажи, – послышался несущийся фоном голосок дочери.

      – И про кастрюлю, сгоревшую вместе с занавеской, – внес свои пять копеек Жорик.

      – А что со стиралкой? – помертвела я, осознавая, что в ближайшей перспективе новая мне не светит, и я сотру руки до плеч, стирая поставляемую мне в промышленных масштабах грязную одежду.

      – Да ничего особенного, – заюлил Димка под злодейский смех своей сестры. – Я на нее кастрюлю горящую уронил, когда к раковине бежал. Не писай, работает она. Дырка только небольшая сверху прожглась и все.

      – А небольшая, это какая?

      – Ну, сантиметров десять в диаметре. Да ерунда. Вы там как? – отвлекал мое внимание изо всех сил сынище.

      – А с занавеской чего?– вспомнила я любимые шторы с нарисованными на них собачками.

      – Ой, да там смех вообще, – выхватила у брата трубку Таська. – У него кастрюля, когда полыхнула, он занавеску дернул, багетка упала ему на голову, а другим концом микроволновку протаранила. Там в дверце дыра теперь, как от пули. Но греет пока. Короче, пали смертью храбрых твои занавесочки в неравном бою со стихией, – хихикнула дочка.

      – Фиг я вас одних оставлю больше, – вздохнула я, мысленно подсчитывая масштаб разрушений.

      – Не парься, мы живы-здоровы, – хмыкнула Таська, и я услышала шум боя:

      – Дурак, – верещала дочка

      – Козлиха, – не уступал ей любящий братишка.

      «Вандалы», – подумала я и отсоединилась.

      – Дети? – элегически спросил Гоша, не отводя взгляда от окна.

      – Ага.

      – Как они там? – Живы, здоровы, – хмыкнула я.

      – Ну и слава богу, – мечтательно пробормотал любящий отец, успокоившись моим объяснением.

      Москва, как много в этом звуке…

      Вывалившись на перрон Павелецкого вокзала, мы, как два дикаря, ошалело оглядывались по сторонам. Гоша пыхтел, таща неподъемный чемодан, и бодро подгонял меня.

      – Ну, чего ты копаешься? Мне же тяжело, зря я все-таки гантелю взял, – вздохнул он горько. Эх, только бы до гостиницы добраться. Перспектива скинуть ненавистный баул гнала моего супруга в сторону метро. Я едва поспевала за ним, врезаясь в разбегающихся в разные стороны людей. Гоша пер, словно танк, раскидывая зазевавшихся прохожих.

      – Я же тебя предупреждала, – одышливо сетовала я в широкую спину любимого.

      – Молчи, женщина, – огрызался благоверный, не сбавляя шаг.

      В гостинице мы оказались только спустя час. Сначала Гоша бегал по метро, внимательно читая указатели и оставив меня охранять ценный чемодан. Я села на баул и загрустила. Подземка навевала на меня необъяснимый страх и почему-то тоску по дому и детям. Всклокоченная, с безумным взглядом я вызывала волну жалости у проходящих мимо москвичей. Какая-то старушка, проходя мимо, сунула мне в руку баночку йогурта и стартанула с места, будто за ней гнались дворовые собаки.

      – Йогурт откуда?– поинтересовался вернувшийся