Нянька для мерзавца. Инга Максимовская

жмущуюся к ее здоровой ноге.

      – Ага. Называется он «Помогите, мы сами не местные. Отбились от тифозного эшелона», – хихикнула Козюлька, но тут же замолчала, наткнувшись на мой зверский взгляд.

      Еще бы, только мне позволено глумиться над подругой. Но в данный момент я с трудом сдерживала хохот, потому меня так перекосило. Шутка девочки мне понравилась.

      Бабуля явилась спустя десять минут. Вот, кстати, еще одна ее особенность.

      – Отпад, – прошептала Надюшка, рассматривая старушку, похожую на Рину Зеленую,облаченную в клепаную косуху и обтягивающие все ее дряблые прелести кожаные штаны.

      Волосы бабули вполне себе соперничали по цвету с волосами девочки. Разве что были не розовыми, а ядовито-салатового цвета. Вырви глаз, как говорится. На предплечье пожилой красотки в довершение лука,болтался мотоциклетный шлем, расписанный под хохлому, но черепами и костями. Та еще красотища, скажу я вам.

      – Привет, – икнула я, не зная, как заговорить с родственницей.

      Мы уже давно с трудом находим общий язык. Просто совсем разные. Не знаю, как у нее получилось вырастить меня человеком, потому что, откровенно говоря, росла я как придорожный сорняк в канаве.

      – Молись, чтобы ты побеспокоила меня по серьезному поводу, – изрекла бабуля, – а это что за спиногрызки? Твои?

      – Ты совсем сума сошла? Или с мотоцикла своего упала? – вздохнула я.

      – Я думала, это внуки твои, – хмыкнула бабуля. – Выглядишь – краше в гроб кладут. Звала чего? Некогда мне лясы точить с вами. Меня Змей ждет. У нас мотопробег, между прочим.

      – А меня с собой возьмете? – отмерла от созерцания бабулиной красоты Надя.

      – И меня! – взвыла Козюлька и ломанулась к странной старушке, споткнувшись о сломанную ногу валяющейся на полу Елкиной. Валька взвыла, ее уродская кошка заорала дурниной и взвилась по занавеске до самого потолка, оросив нас ароматной мочой.

      – Лехко, – согласилась бабуля и показала такой жест, что даже я покраснела.

      – Ша! – заорала я, чувствуя, что теряю главенствующую роль в разговоре вместе с остатками терпения.

      Рядом тоненько подвывала Елкина:

      – У меня, наверное, открытый перелом, – скулила она, – ты видела, как я руками кость на место поставила?! Теперь начнется сепсис, гангрена, мне отрежут ногу, и я пойду на паперть протягивать заскорузлую ручонку в поисках пропитания. А все потому, что кому-то начхать на подругу, и кто-то решил сбазлать меня на неадекватную старушку-байкера.

      – Ладно, возьму, но тольк уродку, – блеснула глазами бабуся, глядя на Валюшку и жмущуюся к ее больной ноге Клеопатру.

      – С ума сошла? У тебя же аллергия, – выдохнула я.

      А кстати, чего это она сейчас не синеет и не задыхается при виде лысого убожища? Блин, ну конечно, она мне врала, просто не желала, чтобы я просила домашнего любимца в детстве.

      – Хрен тебе, внуча, – словно прочтя мои мысли, ухмыльнулась бабуся, показав миру белоснежные, все до единого свои, зубы, – я кларитину нажралась, прежде чем к