Ноосфера. Антон Викторович Рок

выяснится стоит поднимать панику, может к тому времени русские схватят хакера или отрубят его от сервера и все решиться само собой, а пока надо усиленно готовиться к выборам, не просрав их как в прошлый раз, доверив подготовку не тем людям.

      Уж теперь он вожжи из рук не выпустит, а после выборов… Генри Слоу аж зажмурился от острого предчувствия наслаждения, разберусь с этой шикарной сучкой Анжелой.

      Глава 3. Рождение

      Вспышка тьмы, вспышка света, я крепко стою на ногах посреди каменного круга, миг наслаждения от открывшейся перед глазами панорамы бездонного синего неба и силуэта величественных гор с заснеженными вершинами в дымке облаков и в следующую секунду;

      – А-а-а-а-а!!!, меня сплющило и размазало, скрутило и бросило оземь, боль адская и непередаваемая, раздирающая на части, и вгрызающаяся во внутренности, крутящая каждую клеточку тела и выламывающая каждый сустав, казалось дробя кости, и выдирая жилы.

      Я выл и матерился, рыдал и заходился безумным хохотом, грыз землю и впивался в неё скрюченными пальцами, то сворачиваясь в позу эмбриона, то катаясь по земле визжа и воя, боль безграничная, неостановимая.

      Я вскакивал и бежал, пытаясь сбежать от неё я падал и полз, бился головой о землю и боль на секунду концентрировалась только в голове, я переставал видеть и слышать и голова разрывалась от боли но в следующий миг снова охватывала все тело, горло охрипло от криков и проклятий и способно уже было выдавать только визг, на одной низкой ноте, я что то ломал, по чему то бил окровавленными с содранным мясом руками, размазывая сопли и слезы я полз по земле, где каждый камешек казалось был впивающейся в моё тело иглой а каждая травинка была скальпелем срезающем кожу, солнце раскалёнными углями поджаривало меня и я катался по земле пытаясь сбить пламя, ветер срывал с меня лоскуты кожи стачивая их, и я пытался зарыться в землю спасаясь от его порывов, ослепший, солнце пыталось выжечь а ветер вырвать мои глаза, оглохший от звуков раздирающих мой череп, воя, хрипя и плача, извиваясь и дёргаясь в судорогах.

      Я полз, впиваясь в землю пальцами, сточенными до костей, оставляя после себя развалины своего разума, я полз вечность и ещё немного и снова вечность боли, еле хрипя полз и полз к неизвестной, невидимой цели, боль не давала остановиться, отдохнуть, задуматься, остался только голый инстинкт раненого, покалеченного зверя, ищущего лёжку, нору, чтобы забиться в неё зализать раны и если не выжить, то хоть умереть в спокойствии.

      Есть ли измерения у мук, предел у боли.

      Боль стала моим естеством, боль препарировала и вывернула на изнанку, – я полз…

      Что-то изменилось боль не ушла окончательно, притупилась ее острота, стали всплывать обрывки мыслей и ощущений, я что-то глотал, что-то что холодило мои внутренности, замораживало разломанные в осколки зубы которыми я жрал землю вместе с камнями и травой, смачивало сорванное криками покарябанное горло, и с каждым глотком восстанавливало, часть руин разума, измученного вечностью страданий.

      Вода всплыла на поверхность