Союз трёх императоров. Сергей Балакин

армии перешли в контратаку на всём протяжении фронта от Шато-Тьерри до Вердена. Одновременно на западном участке фронта от Арраса до Мондидье начала наступать британская экспедиционная армия под командованием фельдмаршала Джона Френча. Англичане применили техническую новинку – так называемые «лохани» (по-английски – tanks). Это были бронированные самоходные ящики на гусеничном ходу, вооружённые пушками и пулемётами. Первая атака двух десятков «лоханей» поначалу вызвала смятение в рядах немецкой пехоты, однако спустя пару часов британские чудо-машины напоролись на батарею полевых 77 мм орудий и почти все были расстреляны прямой наводкой. Броня «лоханей» защищала от винтовочных пуль, но трёхдюймовые фугасные снаряды крошили её, как камень стекло.

      «Мясорубка на Марне» продолжалась до вечера 2 октября, после чего начальник генштаба генерал Хельмут фон Мольтке (племянник знаменитого генерал-фельдмаршала Мольтке-старшего) отдал приказ германским войскам отступать. Четыре немецкие армии и остатки русских экспедиционных корпусов отошли на 50-60 километров и заняли оборону, чтобы дать солдатам и офицерам столь необходимую передышку.

      Антанта объявила сражение на Марне своей стратегической победой, лондонская и парижская пресса извергала восторги, на все лады восхваляя своих воинов-героев. На самом же деле до победы им было очень далеко. Хотя бы потому, что англофранцузские войска потеряли около трёхсот тысяч человек убитыми и ранеными – почти вдвое больше, чем их противник. Армии союзников по Антанте были обескровлены и не смогли развить успех, поэтому в стратегическом плане их положение оставалось крайне уязвимым. Сохранение фронта по линии Нуайдон – Реймс – Верден не устраняло угрозы Парижу и всей северной Франции. Поэтому единственным реальным плюсом «Мясорубки на Марне» для Антанты стал некоторый подъём боевого духа. Особое значение это имело для Франции, где значительная часть населения была охвачена пруссофобией ещё со времён войны 1870 года.

      Весть о первой военной победе Антанты была с ликованием встречена в Вашингтоне и Токио. Но самое её важное следствие – это то, что в войну наконец-то вступила Италия. Король Виктор Эммануил III разорвал дипломатические отношения со странами Тройственного союза ещё 10 сентября, однако, несмотря на беспрецедентное давление со стороны Лондона и Парижа, с объявлением войны тянул, заняв выжидательную позицию. Ситуация на франко-германском фронте в первые недели не вселяла оптимизма, и в Риме принялись лихорадочно искать способ сохранить нейтралитет, откупившись по возможности малой ценой. Теперь же, поверив утверждениям, будто в войне на сухопутном фронте наступил перелом, и наивно понадеявшись на военную помощь Соединённых Штатов, итальянское правительство выполнило свой союзнический долг. Правда, не преминув при этом выторговать себе льготный кредит на сумму в 50 миллионов фунтов…

      Забегая вперёд, заметим, что Италия вовсе не собиралась идти в поход