Лейтенант запаса. Николай Александрович Юрконенко

захлопали в ладоши. Кто-то восторженно сказал:

      – Вот это – песня! А слова дадите переписать, товарищ дедушка?

      – Да запросто… – снисходительно пообещал тот, потом спросил. – Желаете, еще чё-нибудь сбацаю?

      – Желаем! Давайте! Хотим! – про уставную фразу «Так точно!» пацаны забыли.

      – Ну, тогда слушайте, «желудки»… – гитарист нарочито откашлялся и запел:

      Вот когда я вернусь на «гражданку»,

      отдохну пару дней, отосплюсь,

      соберу дружбано'в на гулянку,

      до потери сознанья напьюсь.

      Жизнь продолжу потом боевую,

      дисциплину начну поднимать,

      всю семью свою, часть строевую,

      по двору буду маршем гонять.

      Парашютную вышку поставлю,

      метров этак на сто пятьдесят,

      первой прыгнуть жену я заставлю,

      тесть и теща ей вслед полетят.

      Дом большой превращу я в казарму,

      огород в полигон боевой,

      брата Ваську назначу начкаром,

      а сноху санитарной сестрой.

      Поставив ногу на выступ фундамента, Гусаров навис над подоконником, заполнив своей массивной фигурой оконный проем. Игорь встал сбоку от старшины, всмотрелся. Посреди казармы сидел на табурете гитарист – плечистый чернявый парень с красной повязкой дневального на рукаве. На его погонах желтели узенькие ефрейторские лычки, голубой берет был лихо сбит на затылок, из-под него на лоб падали крутые кольца густых черных волос. Вокруг, опершись на швабры, тесно столпился весь суточный наряд – солдаты первых дней службы. Гимнастерки они сбросили, оставшись в летних бело-голубых тельняшках-безрукавках. Певец явно завладел душами слушателей и с большим чувством исполнял свой сольный номер:

      деда Гришу отправлю в разведку,

      бабку Фросю пошлю…

      – Кхе-кхе… – громко покашлял Гусаров. Гитарный аккорд резко оборвался и для всех осталось загадкой, какое назначение получила бы в домашнем гарнизоне бабушка Фрося. Увидев Гусарова, но еще не заметив за углом проема нового командира взвода, дневальный вскочил, сунул гитару кому-то из слушателей, ловко подбросил ладонь к виску, четко и громко выпалил:

      – Товарищ гвардии старшина! Суточный наряд занимается уборкой помещения, докладывает дневальный свободной смены гвардии ефрейтор Дудкин!

      – Вижу, какой уборкой вы тут занимаетесь… – Гусаров осуждающе покачал головой. – Значит, прощай, старик, прощай, родной, не встречусь больше я с тобой… Эх, Дудкин, Дудкин! Ну с этими-то понятно: служат всего-ничего, – он кивнул на стриженых под ноль пацанов. – А вы-то уже больше года в армии, и должны понимать, когда можно развлекаться, а когда нет.

      – Так точно, товарищ гвардии старшина! – Дудкин молодцевато прищелкнул каблуками, его большие, немного навыкате глаза смеялись.

      – Вот и добро, – нестрого произнес Гусаров. – А поскольку вы еще далеко не «старик» и уж тем более не «дедушка» и эта моя команда для вас отнюдь не последняя, то возьмите-ка у Семенова полотер и прогуляйтесь с ним по всей площади казармы. Ясно?!

      – Так точно! – ефрейтор браво козырнул.

      Гусаров присел на лавку у стены здания, Игорь опустился рядом. Было слышно, как в помещении