Нефрит. Сергей Баунт

что я племянник Росомахи и нахожусь почти наверху в нашей иерархии родни. Если что, мстить за меня приедут десятки серьезных людей. Но алкоголь напрочь лишил их чувства самосохранения, тем более что стая таких же отморозков, выглянувших из остановки на мой крик, тоже оказалась пьяной, и все просто посылали меня подальше. В этот момент я почувствовал, что лезу в опасное дело, но остановиться я уже не мог. Тогда я еще не разглядел, какую девушку тащат парни, и личных мотивов у меня не было, но злость от наглых выпадов пацанья и азарт от предстоящей драки опьянили и меня. Я выдернул из бардачка бронзовый кастет – братец Валерка приучил меня пользоваться этой штукой, он и подарил мне его – и выскочил из машины.

      Один из парней, в джинсовой куртке с обрезанными рукавами и почему-то бритый наголо, отпустил девушку и шагнул ко мне. Свет вечерней зари блеснул на лезвии выкидного ножа, «выкидухи», любимого ножа подобных особей. Наверное, в другое время вид ножа и толпы, угрожающе ощерившейся за спиной бритоголового, остановил бы меня, но в это время я уже разглядел жертву. И как у Гоголя – пропал козак. Теперь ничто не смогло бы меня остановить.

      С первым противником, как мне сначала показалось, самым опасным – из-за ножа, – я справился на удивление быстро. Пока он матерился и крутил в воздухе своим «пером», я, не раздумывая, с ходу приложил его кастетом в лоб. Парень рухнул, словно дерево, с шумом и грохотом. Второй сначала оторопел, он, как и я, никак не ожидал, что я так быстро разберусь с бритоголовым. Но через несколько секунд он очнулся и, подзуживаемый пьяными криками зрителей, оттолкнул девушку, ее схватили и поволокли в темноту остановки. Кто-то из толпы быстро передал освободившемуся недорослю биту – вот теперь я понял, что влип: противник был недосягаем для моего кастета, а сам же он мог лупить меня в свое удовольствие; его дружки, почувствовав, что перевес теперь на их стороне, заулюлюкали и стали обступать меня со всех сторон. В машине у меня лежал травматический пистолет – легальный, законно купленный в магазине, но теперь я уже не смог бы до него добраться.

      Драться я любил с детства – была такая черта во всех Гурулевых, – конечно, не так, как мои двоюродные братья, те просто нюхом чуяли, где сегодня можно будет помахать кулаками, и никогда не упускали случая наставить кому-то синяков и самим получить. Общей для всех поселковых ребят школой драк были битвы района на район. «Больничные» дрались с «Парковыми», потом объединялись и дрались с «Центровскими» или с ребятами из дальних Тальцов. Как в настоящей политике, союзы возникали и распадались.

      В драке я чувствовал себя как рыба в воде – казалось, тело само знало что делать. Была у всех нас и еще одна очень нужная в этом деле черта – мы не теряли головы в пылу битвы. Но у меня это было до определенного предела, до хорошего болевого шока или когда я сильно разозлюсь. Тогда все – я полностью терял контроль над собой. Брат Валерка, который как-то раз довел меня до такого состояния, после драки задумчиво сказал:

      – Тебе драться нельзя.