Темная история. Ольга Шумская

набором, и вновь опустилась на заправленную кровать, нервным жестом обхватив серебряный браслет. Подвески-шармы тонко звякнули, напоминая нанизанные на нить четки.

      Габриэль невидящим взглядом уставилась в стену. Разумней было бы уйти сразу, не продолжая эксцентричного знакомства, не прощаясь, по-английски; почти в пику серьезному шотландцу с серыми глазами, человеку, за которым следовала эта поганая, нематериальная сущность, слепая сила оккультного мира.

      Она не хотела видеть, не хотела вновь принимать участие во всей этой мистической чуши; она так качественно сожгла мосты – и не желала вновь окунаться в прошлое. Мечтала жить нормальной жизнью, быть как можно дальше от непонятных явлений и бредовых видений…

      Но заслуживал ли он подобного побега?…

      Габриэль обхватила голову сцепленными руками и тяжело вздохнула.

      – Я обещала ему три дня Берлина. И это все, – сказала себе вслух она, поднимаясь и вновь разглядывая в зеркало у стола свое лицо.

      Взгляд темных глаз казался чужим. Полным любопытства, предвкушающим.

      Она покачала головой и слабо улыбнулась, вновь вспомнив вчерашнее предложение МакГрегора ехать с ним; улыбка была искренней – пожалуй, впервые за последний год.

      Габриэль спустилась на кухню; затаив на мгновение дыхание, позвала Филиппа – но услышала в ответ лишь звенящую тишину. Дом был пуст.

      Мара белой тенью вывернулась из коридора и поцокала когтями по плитке, следуя за девушкой.

      – Не смотри на меня так. – Габриэль покосилась на собаку, в чьих глазах было, пожалуй, слишком много активного, мыслящего разума. – Скажи мне, твой хозяин – какой он человек?…

      И как его угораздило притянуть к себе – это?…

      Ее вновь передернуло при воспоминании о только что увиденной слепой, безглазой сущности. Собака смотрела тяжело, недобро, но почти с человеческим сочувствием.

      – Я поняла. Разбираться предстоит самой, – пробормотала Габриэль, отводя глаза.

      Мара убралась в коридор, тут же загремев миской, и мысль о завтраке сама собой оформилась в голове, странным образом совершенно не конфликтуя с предыдущими размышлениями об уходе.

      Габриэль поставила чайник и полезла в кухонный шкаф. Ее действия были привычными, почти машинальными: кофе, омлет. Разум не участвовал в том, что делали руки, упорно стремясь пойти темными тропами недавних размышлений; она постаралась сосредоточиться на том, что делает, чтобы занять голову чем-то другим.

      В порыве вдохновения увенчав свое творение сушеным укропом, Габриэль пробормотала:

      – Надеюсь, это съедобно.

      – Я тоже на это надеюсь, – раздался позади нее знакомый голос, и Габриэль едва не облилась свежезаваренным кофе.

      Филипп стоял в дверях, подпирая собою дверной косяк, и с интересом смотрел на свою вчерашнюю гостью. На нем были черно-красные кроссовки для бега, шорты и липнущая к телу спортивная майка в тон кроссовкам; даже сквозь кухонные ароматы можно было учуять острый