Потому что я – отец. Михаил Калинин

Раньше я никогда не видел её.

      Почерк жены. Аккуратные, без наклона, с ювелирной точностью подогнанные друг к другу пузатые буквы. Тщательно разлинованные страницы. Порядковые номера записей. Даты, время, фамилии врачей, адреса клиник, больниц, квартир. Наблюдения, рекомендации. Отдельно подшиты газетные вырезки, распечатки о разных болезнях, рекламные объявления медицинских центров. Стоило одному специалисту посоветовать домашние упражнения, как в тетрадке появлялся раздел, в котором фиксировалось ежедневное выполнение всех необходимых действий. Так же скрупулёзно описано отношение маленького пациента к любым манипуляциям. Я зачитался и даже не заметил, как в комнату вошла жена. Отвлёкся от идеального архива – она смотрела в упор и молчала. Я смутился под этим взглядом, спешно перебирая уместные фразы.

      – Я даже представить себе не мог, сколько ты делала ради его здоровья.

      – Теперь можешь.

      На исписанных мелким почерком страницах перечислялись возможные диагнозы и методы лечения. Всё-таки я боялся их. Достаточно прочитать эти страшные слова, чтобы представить ужас, через который она проходила днём.

      Отдельный раздел посвящён медикаментозным терапиям. С какой-то монструозной педантичностью она описывала дозировки, указывала точное время, когда давала препараты, избегая округлений: 14:12, 09:03, 19:59. Она каждый раз описывала реакцию ребёнка, как задабривала его, что говорила перед приёмом очередной таблетки, перечисляла несработавшие методы.

      Подробная хроника болезни впечатлила. Я ещё не оторвался от чтения, когда услышал:

      – Не забудь её выкинуть.

      – Что?

      – Мне повторить или ты не согласен?

      – Я хочу…

      – А я не хочу… Не хочу больше видеть эту тетрадь. И ещё больше не хочу видеть, как её кто-то читает.

      – Даже я?

      – В первую очередь ты.

      – Почему?

      – Потому что это больно.

      – Что именно?

      – Вспоминать неизвестность, страх перед надвигающейся катастрофой, насквозь мокрые от слёз подушки. Или ты думаешь, что я дрыхла ночи напролёт, пока вы гуляли? И самое главное – я не хочу вспоминать, как в одиночку воюю со всем этим и некому даже рассказать об этом.

      – Почему некому? Я всегда с тобой рядом.

      – Видел бы ты своё лицо, когда я пыталась рассказывать о наших походах к врачам. Ты зевал или делал такую гримасу, как будто ничего не хотел об этом слышать. Уже через десять минут ты забывал, что сказал доктор.

      – Ты преувеличиваешь.

      – Нет.

      – Я вырубался на ходу.

      – Вот поэтому я тебе и не говорила всего этого. У меня не хватало сил что-либо делать ночью. А утром я вставала и первым делом открывала эту долбаную тетрадь. Я ненавижу её. В ней моя боль. Часть меня осталась на этих страницах. Пожалуйста, выброси её. Да, болезнь не ушла сама. А выявленные нарушения уже не важны. У нас здоровый, обычный мальчик.

      – Понятно. А учебники зачем выкидывать?

      – Чтобы не подташнивало от воспоминаний, как я отсыпалась