Чашка кофе для героя. Мария Рашова

Михалыч бы плюнул в мою сторону. Ребята бы покрутили у виска. Ну надо же так проколоться «не отходя от кассы», это к бабке не ходи, только я так умею – косячу и косячу. Я горестно поджал губы. Никакие косяки меня не расстраивали больше, чем те, которые могли прямо или косвенно хоть чуть-чуть повлиять на исход вечной борьбы светлых и темных. Я ненавидел себя в такие моменты. Это получалось, что я чуть-чуть, но подставил своих. Тех светлых, которые днем и ночью до крови, до мяса, до сорванных жил борются с тьмой. Тех, которые едва держатся на ногах, но продолжают получать удары от тьмы и наносить ей свои, сокрушающие. Тех, для которых мир всегда четко разделен напополам – Свет и Тьму. Тех, которые будут бороться до последнего. Тех, которые не знают страха и упрека. Тех, которые не предадут. Не дрогнут. Не отступят. Не сдадутся. Сердце мое кровоточило от боли, что я мог каким-то образом, не сняв ауры, подставить их. Если бы я был женщиной, я бы уже плакал. Я горестно поджал губы и зашёл в какой то модный мужской бутик на набережной, просто чтобы собраться с мыслями. На меня смотрели трусы стоимостью с московскую зарплату. Я подумал, кто их тут покупает? Любой отпускник из регионов, забывший плавки в отеле, предпочтет пойти купаться голым, едва увидев эту цену. Продавщица с раздутыми филлерами губами и безупречной укладкой выскользнула из-за костюмного ряда и порхнула ко мне. «Уж сколько лет твердили миру», что мода на накаченные губы прошла, но, видно, все не в прок. Сочинские девушки продолжают колоть таблицу Менделеева себе в губы, рассчитывая, видимо, вытащить счастливый билет и выскочить замуж за какого-нибудь миллионера. Вот только миллионеры то уже пресытились этими дешевыми раздутыми губами и силиконовыми сиськами, миллионерам теперь подавай умных баб. Правда, не настолько уж, чтобы не оттяпали все имущество при разводе. Своим отточенным седьмым чувством продавщица сразу поняла, что я не миллионер, однако же, план продаж выполнять надо, поэтому она, скрепя сердцем, показала мне пару трусов. Я смотрел на ее губы, шевелящиеся как две большие блестящие гладкие сардельки, живущие отдельной жизнью от ее лица, и думал о том, что без них бы она точно была симпатичнее. В этот момент она потянула руки вверх, чтобы достать что то с верхней полки, и я увидел начало тату перевернутой головы козла, мое тело мгновенно прожгло острым молниеносным ударом, я пробормотал какие то извинения и пулей выбежал из бутика. Небо и земля! Со мной что-то происходит, вторая темная за 20 минут, которую я не смог сразу распознать. Вот уж «везуха»-то, ничего не скажешь. Такое ощущение, что все мои чакры были забиты или перебиты, я ничего не соображал. Я стремительно шел по набережной, буро лиловые волны возмущения, негодования и осуждения себя самого неслись по обеим сторонам моего пути. Я собирался заклеймить себя, провести день в воспитательной беседе, встряхнуть себя как агента, вспомнить свои амбиции, ругать себя, на чем свет стоит, исправиться и стать лучше. Все это ровно до того момента, как мой разъяренный взгляд не уставился в вывеску