Самая срочная служба. Михаил Серегин

ситуацию в комнате.

      Прильнув к окну и задрав выше головы фонарь, Простаков стал осматривать процедурный кабинет. Он не мог видеть полностью лежащую на полу медсестру, потому что она находилась где-то слева, в углу, почти у самой несущей стены. Напрямую его отделяло от нее меньше одного метра. Простаков медленно стал осматривать комнату. В середине стоит высокий лежак, покрытый белой простыней и затянутый полиэтиленовой пленкой. Справа ящик с какими-то бутылками. Большой стол, предназначенный для проведения медицинских манипуляций, сейчас лежал на полу, и, видимо, находившиеся на нем банки с какой-то жидкостью упали и разбились, в результате на сером линолеуме оказалось много стекла. Кроме того, он видел использованные иголки, разбросанные в беспорядке, большой кусок ваты.

      Перестав разглядывать помещение, он повернулся.

      – Видать, она сопротивлялась. Стол перевернули.

      – Е-мое. – Забейко бросился опять в кусты, Простаков за ним.

      – Ашот, уходим. Ну ее на фиг. Здесь мокруха, жопа, короче. Е-мое, в такое дерьмо вдрязгаться.

      Два деда сунули руки в ноги и сиганули прочь, не говоря ни слова молодым.

      – Да, пацаны, бросать своих – это в падлу, – произнес Валетов, после того как «старых» не стало. – А сами взяли и сиганули.

      – Перессали, – согласился Резинкин. – Ну че, мы лезем?

      Простаков вздохнул:

      – Может быть, они ее только оглушили? Неужели мы оставим ее здесь? Может быть, она еще жива.

      – Через дверь войдем? – спросил Валетов, поглядывая на широкие плечи Простакова.

      – Нет, дверь освещена. Сейчас кто по части пройдет, увидит взлом – все, нам кобздец. Давай в окно.

      Они обошли медицинский блок и стали проверять прочность рам. Ни одна не поддалась, и пришлось решать, какое же стекло выносить. Не мудрствуя лукаво, решили забираться непосредственно в кабинет, где лежала медсестра.

      Простаков попросил у Валетова носовой платок. Он точно знал, что у Фрола таковой имеется. Все ж как-никак интеллигент, полкурса института. Приложив ткань к форточке, Простаков невидимым усилием выдавил стекло внутрь. Стеклышки звякнули. То же самое он проделал и со вторым стеклом. Выбрал осколки.

      – Ты че делаешь? Ты че делаешь? – тараторил Резинкин каждый раз, когда Алексей применял силу.

      – Не мешай, – бурчал гулливер.

      Когда форточки были удалены, здоровяк кивнул головой на проделанное отверстие, собрал из своих здоровых ладоней одну небольшую ступенечку, присел и, глядя на Валетова, предложил ему пролезть в форточку, для того чтобы открыть раму изнутри, а если удастся, то и входную дверь, чтобы они по-быстренькому прошмыгнули внутрь и после этого сориентировались в ситуации.

      – Слушай, – шептал Резинкин, – а если она мертвая, мы залезем, и нас застукают, мы же не отмоемся.

      – А если она живая? Дело пяти минут. Если с ней все, то мы просто уходим.

      На том и договорились. Валетов ужом юркнул в кабинет вперед ногами. Он даже и не пытался открывать окно, а тут же скрылся из глаз, склонившись, видимо, над медсестрой.

      Очутившись