Крымчаки. Подлинная история людей и полуострова. Александр Ткаченко

потолками. Понятно, что летом в нем было прохладно, а зимой тепло. Он провел меня по деревянному полу двухсотлетней давности, а может и больше, по доскам из дуба и граба, которые были крепки и даже не шатались, только слегка поскрипывали. От коридоров шли комнаты, где раньше живали постояльцы, а сейчас располагались тихие душевнобольные разных возрастов.

      – Джелял – это одно из 99 имен Аллаха, каждый такой постоялый дворхан в Крыму носил другое его имя, если хан был татарским, но в основном мы держали ханы в прошлом, – продолжал рассказывать Бахтияр по ходу. – Вот сейчас пойдем в трапезную, где приезжие кормились.

      Мы спустились по скошенным ступенькам в подвал. Он оказался большой камерой с высоким, подпертым колоннами потолком, заваленной бочками с солениями, просто сваленной капустой и морковью.

      – Ступени стерты катанием бочек, а не временем, – опять улыбнулся Бахтияр и вывел меня наверх.

      Пройдя через веранду с резными окнами, мы оказались на улице. Нас окружили больные, такие же улыбчивые, как Бахтияр, и приветствовали нас:

      – Во, мужик, лафа, оставайся!

      Бахтияр повел меня вместе с Яко к берегу Карасу и объяснил, что здесь, в низине, у воды под акациями и ивами отдыхали лошади, здесь их купали, а затем отводили на ночлег в стойло, опасаясь цыган, норовивших всегда увести одну две.

      – Ну хорошо, Карасу, черная вода, черная речка, но почему так назвали, почему именно черная, мистика или?..

      – Нет, думаю, что все гораздо проще. Карасу по весне разливается так, что оба берега плывут под водой. Видите черную полосу? Это прошлогодняя отметина. А в дни разлива столько грязи и перегнивших листьев выносит с гор и из-под скал, что вода становится действительно черной. Отсюда, Карасу. А вообще предки поставили город в правильном месте у воды. Карасу – самая большая речка в Крыму, здесь всегда была проблема с пресной водой. Опять же – здесь все дороги на Кафу, Сурож, на юг, на Акме и Ахтиар, да и на север к Перекопу. Когда-то и работорговля здесь процветала.

      Накачивали так старушек, разукрашивали под молодых, что уходили мгновенно, но вот потом неприятности были, когда рабыни дома раздевались через день-два. Все торговали – и крымчаки, и караимы, и поляки. Давно это было, а в воздухе все чувствуется… Ну да ладно, мне к больным надо. Яко, покажи гостю, как дома укреплялись от землетрясений связками из дуба, это интересно.

      И мы пошли с Яко по улицам – в лужах и грязи, замешанной на примерзшем снегу. Ноги вязли и расползались, и я подумал: как хорошо, что когда-то нашли карасубазарцы способ ходить по своим великим грязям – на ходулях или на деревянных колодках…

      Мы подошли к православной церкви, единственной оставшейся в ценности и сохранности. Построенная еще в конце XVII века и чудом уцелевшая, она сверкала и сияла реставрацией, двумя-тремя нищими снаружи и горсткой верующих внутри… Итак, что мы имеем? Один православный собор – Свято-Николаевский, две мечети, ни одной синагоги и ни одного каала.

      – Ну что, двинем в сторону православного кладбища?

      – Да, это на склоне горы