Законы безумия – 3. Одна любовь. Мария Высоцкая

Начинается озноб. Хочется выплюнуть весь ливер.

      До взвешивания чуть больше шести часов, но они покажутся почти неделей.

      Сегодня это лишь очередной этап к победе. То, к чему я шёл последние годы. Бой за титул.

      Но тогда, когда я был уверен, что восстановился, когда UFC предложил контракт, было лишь марево. Заветная мечта, почти призрачная. И вот ты уже в ней. Но не все так сладко. Организм перемолол мою волю, словно через мясорубку. Хотелось орать, но понимание, что пропал голос и почти сел слух, вводило в состояние шока. Кости ломило, а собранную по частям ногу хотелось вовсе отрезать. Никаких обезболивающих, компрессов – ничего.

      Только голые стены и бой с самим собой. Один судья. Я сам.

      Меня выворачивало своими же грезами, и, как мне тогда казалось, закалённой силой воли. Наверное, я был готов сдохнуть, лучше сдохнуть, чем вновь про*рать свою мечту. Но у Всевышнего на всё иные планы. Я пережил ту последнюю ночь. Я смог. В очередной раз доказав себе, что могу большее. Могу!

      Сегодня хочется вспоминать тот бой с улыбкой. Но, с*ка, явно не в эту минуту. Лимонный сок убивает последнюю жидкость в моем организме. Горло пересыхает. Временами не хватает воздуха, но это самообман. Толчок  к тому, чтобы сдаться. Но цена слишком велика.

      В голове лишь отголоски прошлых лет. Я помню её глаза. Губы. Злобный взгляд, то, как она запахнула свой пиджак и с воинственной уверенностью посмотрела на Сомова. Она тянула его за руку, а я, как идиот, не мог отвести от неё глаз. Залип. И, наверное, умер именно тогда. В ту минуту, когда погряз в этой девчонке полностью. Ставя превыше всего.

      Словно заколдованные, вертящиеся по кругу слова лишь усиливают эффект миража, к которому я, как умирающий к воде, тяну руку.

      « – Я Герда, – впивается в меня колюченьким, но таким забавным взглядом, а потом падает рядом, – Шелест, давай поцелуемся, – закидывает на меня свои ноги.

      – Не, – задумчиво, – я с алкоголичками не целуюсь,– ржу над её вытянувшейся мордашкой.

      – Вот за это я тебя и люблю, – улыбается».

      И я улыбаюсь вместе с ней, чувствуя, как её образ тает, но быстро сменяется другим.

      «– Не плачь, я тебя люблю, Умка, я тебя люблю».

      «– Я тебя тоже люблю, – сквозь слезы».

      «– Я тебе изменила, – холодно.

      – Что ты несёшь?»

      Сжимаю кулаки.

      – Богдан, вставай. Пора ехать. Утро.

      Киваю. А воспоминания и её голос исчезают. Освобождают. Мнимо.

      Вся показуха взвешивания проплывает мимо меня.  Ни хрена не запоминаю. Не чувствую ничего, хочется только пить и жрать. Улыбаться, хотя бы в камеру, не реально. Но и здесь приходиться выдавливать это подобие улыбки.

      Кидаю футболку в зал, заводя толпу, и встаю на весы. Заветная цифра была достигнута этой ночью. Теперь главное – восстановиться.

      По дороге в центр звонит мама. Она всегда так делает после взвешиваний. Особенно с тех пор, как их можно отсмотреть в инете.

      – Привет! Ты как?

      – Привет. Скорее