Убить Альваро. Вернуть Альваро. Анастасия Стрельцова

4

      Альваро на секунду потерял сознание от удара о холодный кафельный пол. Он нырнул в маленький темный проем, торопясь поскорее убраться от великого сияния. Приоткрыл глаза: щель под дверью вспыхнула на миг радужным всполохом и погасла.

      Альваро перевел дух, продолжая лежать. Вскоре зрение привыкло к темноте.

      – Здесь все время сумерки, кроме времени, когда включают солнце, – зачем-то он произнес вслух.

      – Севернее наша земля, чем твой мир, темнеет рано, зимой так вообще три часа световой день, – услышал он тихий ответ. Голос показался знакомым.

      – Буфетчица? – спросил он.

      – Гликерия, – ответила она.

      – Что? – не понял Альваро.

      – Мама так назвала в честь какой-то ей одной известной красавицы… В детстве была Ликой. А потом выросла. А как благодать получила, повзрослела – и теперь я Гликерия. Буфетчица – это лишь звание. А для человека даже за стеной имя важнее звания, – сказала буфетчица так, словно объясняла первокласснику домашнее задание.

      А потом эта громадная женщина взяла Альваро на руки и куда-то понесла. Он подумал, что со стороны это выглядит странно. Но не унизительнее пыток, которым он подвергся недавно.

      – Куда вы меня несете? – спросил Альваро.

      – Полечить тебя маленько, смотри – избитый весь, – буднично ответила Гликерия.

      Она поставила его на ноги посреди небольшой комнаты, скорее кладовки. Вдоль стен стояли стеллажи, заполненные коробками и банками с консервами.

      Удивительно, как заботливые руки и тихий голос делают человека красивым! Большегрудая, со слоновьими ногами Гликерия обработала порезы и царапины Альваро, уложила на мягкий соломенный тюфяк, накормила рассыпчатой кашей, обильно сдобренной сливочным маслом, и Альваро провалился в глубокий сон, словно в наркоз.

* * *

      Пробуждение было таким же, как после длительного забытья. Горло саднило осколками разбитого стекла. Казалось, что он дышит, извергая сухой дым и пламя. С усилием разлепив глаза, Альваро осмотрелся вокруг. Он уже был не в темной складской комнатенке, а в светлой комнате с небольшим окном. Тощая ситцевая занавеска, выцветшая от многочисленных стирок, пропускала пыльный свет.

      В комнату вошла буфетчица. Она положила ему на лоб холодное полотенце:

      – Лежи. Отдыхай. Жар у тебя сильный.

      Альваро покатал сухой кадык, пытаясь что-то сказать, но лишь зашипел.

      – Пить хочешь? – догадалась буфетчица и приложила ему ко рту холодную миску, из которой он, словно кот, вылакал несколько глотков ледяной воды.

      К вечеру жар спал, и он смог немного поесть.

      Гликерия заботилась об Альваро, как о младенце. Ничуть не смущаясь, она раздела его и обтерла мягкой мокрой губкой, напевая при этом странную протяжную песню:

      – Отдадут тебя замуж, во деревню чужую, во деревню чужую, что не видно отсюда. Мужики там все злые, топорами секутся, а по праздникам там дождь идет и по будням…

      – О чем эта песня? – спросил Альваро.

      – О жизни в стране