Южная роза. Ляна Зелинская

впрочем… это даже хорошо, что вы пришли.

      – Правда?

      – Да. Я хотела с вами поговорить, мессир Форстер, – ответила Габриэль и снова принялась разглаживать платье, стараясь выглядеть уверенной в себе и холодной, а на самом деле изо всех сил набираясь храбрости.

      Почему это так сложно – извиниться?

      – Какое совпадение! Потому что я тоже хотел поговорить с вами, синьорина Миранди. Но, прошу, вы первая, – он сделал учтивый жест рукой, но почему-то это выглядело как насмешка.

      Габриэль набрала в грудь побольше воздуха и, глядя на воду, туда, где между цветущих кувшинок только что исчезла личина ангела весны, произнесла на одном дыхании:

      – Я хотела извиниться перед вами. То представление, свидетелем которого вы стали вчера – с моей стороны поступить так было бестактно и некрасиво. Мне очень стыдно, и я сожалею об этом, – она произнесла это быстро.

      Даже слишком быстро.

      Она полдня прокручивала в голове эти слова, и, кажется, разбуди её посреди ночи – повторила бы их без запинки.

      Ну вот, «лягушка» съедена, и дальше Габриэль ожидала, что Форстер сгладит неловкую ситуацию – скажет, что уже и забыл об этом, и что тут нечего прощать или ещё какую-нибудь ни к чему не обязывающую вежливость. И на этом тема будет закрыта. Но он молчал. Повисла тягучая пауза. Габриэль оторвала взгляд от созерцания кувшинок и посмотрела на Форстера.

      Он разглядывал её внимательно, чуть склонив голову набок, никакой насмешки – лишь глаза прищурены, словно он искал в её лице какой-то ответ, но так и не нашёл. Постучал костяшками пальцев по перилам и произнёс негромко:

      – Какое торопливое извинение, будто за вами гнались… Позвольте спросить – а почему вы сожалеете об этом?

      – В каком смысле «почему»? – с недоумением произнесла Габриэль.

      – А какие в этом могут быть смыслы, милая Элья? – он снова улыбнулся. – Почему вы вдруг решили извиниться?

      – По-моему, это глупый вопрос. Понятно ведь зачем люди извиняются! – ответила она и тут же прикусила язык.

      Ну вот! Она опять сказала бестактность!

      – Люди, да… А почему извинились именно вы?

      – И что не так с моим извинением?

      – А то, что оно прозвучало как-то… неискренне. Будто вы заучивали его на ночь вместо молитвы.

      – Да как вы…

      Она осеклась, не зная, как ответить ему вежливо, потому что отчасти он был прав. Но с другой стороны, ведь именно он спровоцировал её на этот глупый поступок с шарадой.

      А теперь он хочет искренних извинений!

      И она не знала, что сказать – всё, что приходило ей на ум, было либо грубо, либо бестактно, либо неприлично. Её переполняло раздражение, а красноречие, как назло, снова ей отказало.

      Форстер лишь усмехнулся, глядя на её безуспешные попытки совладать с собой, и вдруг произнёс жёстко, с нотой горечи в голосе:

      – Вам действительно жаль, что вы сделали больно другому человеку? Или вы решили извиниться потому, что вашими глупыми правилами