Третье пришествие. Алексей Барон

но, со скоростью естественных тел того пространства, в которое был погружен.

      На подобный дрейф уходят полные мегациклы Основополагающего Хода Изменений. Но власть времени на него не распространялась. Материальная основа позволяла существовать бесконечно. Всемогущие потоки ОХИ бессильно скатывались с его грубой, обманчиво примитивной поверхности. Ничего не смывая, не оставляя сколько-нибудь долгих следов. Элементы странного тела имели память и умели раз за разом возвращаться к заданному состоянию, неизменно находя оборванные связи. Лишь слою внешней пыли дозволялось расти.

      Он был жив, поскольку питался энергией излучающих масс, умел восстанавливать себя, мог реагировать на угрозы. И был мертв, поскольку лишился собственной воли до такой степени, что даже не сознавал этого.

      Карробус 337, примерно так звучало его новое имя. В доступной для землян акустической форме.

      02. Москва, Кремль. Черт возьми

      – И чем это ты занят? – без всяких предварительных сигналов спросила трубка.

      А вот такое следовало пресекать. Я очень ценю расслабленное состояние мозга, именуемое свободой. Чем занят, тем и занят. Воскресенье. Мое дело. Можно переходить в контратаку.

      – Что, гибнет мир?

      Пресечь не получилось.

      – Вроде того. Случаем не забыл, кому служишь?

      Атака захлебнулась.

      – России, – мрачно сказал я, выбираясь из постели.

      Я действительно служил России, которая часто принимала облик трубки. Хорошо, если телефонной.

      – За тобой уже послали, – сообщила Россия и отключилась.

      А послали за мной бронированный лимузин. Тех еще, брежневских времен. Кроме него приехала машина с мальчиками, у которых провода жутко росли из ушей. И дверцу мне открыли, и в салон усадили, и чай-кофе предложили. Я даже выпил чашечку. Лишь потом приступил к расспросам.

      – Ну, что такое? Моджахеды-террористы? Летчики-пилоты? Бомбы-пулеметы?

      – Про взрывы информация не проходила. Но нечто сильное. Вышние сферы колыхнулись.

      – Свинячий грипп? Инфекционный альтруизм? Опять Кавказ?

      – Это не мой уровень, Владимир Петрович. Достоверно сообщаю, что вашу охрану приказано усилить. Вот-с, познакомьтесь, – подполковник Терентьев кивнул в сторону переднего сиденья.

      Там скрючился некий центурион в штатском. В лимузине он помещался с трудом, выглядел устрашающе и довольно неуместно, вместо костюма с плохо завязанным галстуком ему куда больше пошли бы калиги с веригами. В общем, громила какой-то. Со шрамом на щеке.

      – Это Андрюша, – пояснил Терентьев. – Старший лейтенант Денисюк то есть. Персонально за вас отвечает.

      – А сам за себя? Служил в ВДВ, между прочим.

      Терентьев позволил себе улыбнуться.

      – ВДВ? Это было давно. У Андрюши получится лучше. Спецназ ГРУ.

      Андрюша тоже улыбнулся. Лучше бы он этого не делал, честное слово. К его улыбке я еще долго привыкал. А в тот раз невольно перенес взгляд на толстое ветровое стекло. С характерным таким синеватым отливом.

      За синеватым отливом наблюдалась машина с красными мигалками. Перла напролом, крякала, завывала, транспорт пугала. Транспорт дорогу уступал, хотя и злобно сигналил в ответ.

      Мы свернули на Тверскую, проехали на красный свет мимо постового полицейского. Раскормленного, с треугольной пуговицей кобуры на внушительном животе, одутловатым лицом и мелкими глазками. Многоопытного, превосходно знающего, с кем, когда и как себя вести на проезжей части демократии.

      Денек за бронестеклами выдался серый, слякотный, чахлый. Мелкий снег то ли сыпался, то ли моросил, будто стараясь сделать жизнь как можно менее приглядной. Но Москва, та еще Москва, умела быть примечательной в любую погоду, доложу я вам. Мимо проплывало много разного. Обсиженные рекламой улицы. Набыченная голова Маркса. А за несколькими поворотами – Василий Блаженный. Пеструщий, многоглавый, аки не в шутку опоенный диакон. Одно другое и цепляло, и дразнило, и дополняло. Даже кляксы ворон на золоченых крестах казались нужными. И простуженные негры у метро, и милосердные девочки, и будки совсем уж приблудных «хот-догов», все в общей картинке находило свое, вроде бы даже исконное место. Как части единой, хотя и на редкость аляповатой мозаики. Тогда, 10 января Последнего Года, и не представлялось, что всего этого может не быть. Или может быть, но очень по-другому.

      Говорят, что грядущее скрыто от нас из сострадания. А вот прошлое бывает скрыто только из невежества, что есть непростительная глупость. Потому что прилетевшее однажды может свалиться дважды.

* * *

      В Кремль мы проникли через Боровицкие ворота. Проехали мимо солдат государева потешного полка без всякой волокиты с пропусками, что настораживало. Дальше, уже один, уже предъявляя документ, я миновал два поста внутренней охраны и поднялся на Н-ский этаж. Там, в царстве Анны Иоанновны, застал некоего бравого офицера. Служивый вскочил, но честь отдавать не стал – в России руку к пустой голове (это ж вам не штаты бестолковые)