Жёлтая магнолия. Ляна Зелинская

когда девушка вслед за мужчиной уходит в глубину террасы. А потом художник переворачивает страницу, и Миа видит уже другие рисунки.

      Она. Снова она. Везде только она…

      И ощущение тоски такое сильное, что под рёбрами всё сжимается, не давая сделать вдох.

      – …ну и, видимо, туфли. Вы же видите, что она босая. Нужно сделать из неё хоть какое-то подобие… синьоры.

      – Подобие синьоры?! – воскликнула монна Джованна недоумённо.

      Миа вынырнула из видения так же внезапно, как и провалилась в него. Судорожно глотнула воздух и посмотрела вокруг, пытаясь понять, где она.

      Это видение было ещё ярче, чем вчерашнее. Она словно побывала там. Словно стояла за плечом художника, ощущая и зной, и тоску, и лёгкий аромат лаванды. Это видение было пропитано чувствами и ощущениями, запахами, звуками, и такого с ней раньше вообще никогда не случалось.

      Миа смотрела на маэстро Л'Омбре и монну Джованну, появившуюся неизвестно откуда, и на то, как они обсуждают её внешний вид, и никак не могла прийти в себя. И даже злость будто разом иссякла. Будто вся сила её негодования истратилась на то, чтобы перенестись на ту самую колокольню и стряхнуть песок времени с чьих-то чужих воспоминаний.

      Чьих-то…

      Взгляд скользнул по плечу маэстро Л'Омбре вниз, к запястью, туда, где тёмный манжет рубашки был схвачен чёрной ониксовой запонкой, которую он сейчас покручивал пальцами другой руки. Его руки были чуть согнуты в локтях и…

      Руки…

      Это ведь его пальцы. Длинные и красивые, которые так ловко держали карандаш. Его руки. Сейчас она смотрела на них, не сводя глаз, и всё ещё видела, как они мелькают, рождая прекрасный образ, и понимала: это он рисовал ту девушку. Это он – тот самый художник на башне, что умирал от тоски.

      – Позвольте поинтересоваться, куда вы так смотрите, монна Росси? – этот вопрос окончательно привёл её в чувство, заставив вздрогнуть и внезапно покраснеть. – Я бы сказал, что это неприлично даже для девицы из гетто.

      Нет, маэстро Л'Омбре нисколько не смутился оттого, что она уставилась ему пониже пояса. Но своим вопросом он, видимо, хотел смутить её. И не только её, потому что монна Джованна тоже покраснела, как варёный краб, и возмущённо отвернулась.

      О-ля-ля! Вот же незадача! Объясняй ему теперь, что она разглядывала его пальцы, а не то, что он подумал! Ну как же неловко вышло! И монна Джованна вся пышет негодованием и вот-вот закудахчет, как курица!

      – Не льстите себе, маэстро, было бы на что смотреть! – не задумываясь, выпалила Миа, желая стряхнуть накатившее смущение, и тут же прикусила язык.

      Поставить на место зарвавшегося торговца, который норовит ущипнуть в толчее на рынке или шлёпнуть пониже спины, никогда не составляло ей труда. Но сказать такое патрицию?! О, Серениссима! Её точно утопят в канале!

      – Хм, не думал, что ваша э-м-м-м… способность к предвидению, или как там вы это называете, позволяет видеть не только сквозь пространство и время, но и сквозь габардин, – ответил маэстро