Эшелон сумрака. Анна Цой

был мой шанс.

      – Только она короткая, – предупредила его.

      Руки сжали подол платья от волнения.

      – Я буду рад любой, – совсем холодное.

      Но я не обратила на это внимания, вспоминая строки и плавный мотив:

      Восемнадцать веков тишины,

      Покрывающей шрамами страха.

      Я играла с судьбою в ноли,

      Остановкою стала мне плаха.

      Я хотела бы видеть те сны,

      Что позволили мне вмиг растаять.

      Говорят, все они так дурны,

      Что не стоит и мне о них чаять.

      Анаграммою стал мне батистовый мед,

      А презрением капелька злата.

      Я желала увидеть однажды восход.

      С эшафота увидела. Клята.

      – Это намного лучше, – немного улыбчивое от него, – но… батистовый мед – это метафора?

      Я застыла в непонимании.

      – Д-да, милорд, – попыталась выглядеть умнее я.

      – Забавно, – усмехнулся он, – могу лишь сказать, что автор – крайне тяжёлая личность.

      Мои брови сошлись на лбу.

      – Почему? – я подалась вперед и впилась пальцами в поручень напротив.

      – Уныние – едкая черта характера, – до меня донеслись шаги.

      Кажется, лорд подошёл вплотную к окну. Я не выдержала:

      – А если он был вынужден унывать? – я взметнула глаза к небу, – что если вся его жизнь была настолько уныла и тяжела, что другие – яркие мысли он старался отдавать другим?

      Он задумался.

      – А сейчас? – неожиданный вопрос, – сейчас автор не унывает?

      Глаза переместились к проносящемуся мимо полю, а улыбка посетила лицо сама.

      – Думаю, нет, – я вгляделась во мрак ночи, – сейчас он находится на распутье.

      Мимолетная тишина и прозорливый вопрос от лорда:

      – Распутье эмоциональное?

      Я пожала плечами.

      – По большей части да, но… ему страшно, – закушенная губа, – и сложно. И радостно, и одновременно непонятно, как поступить дальше.

      Минутное промедление, пока до моих ушей доносился только мерный стук колес, а после спокойные слова:

      – Ему стоит быть беспечнее – тянущие эмоции призывают лишь подобные им.

      Его совет был хорошим. Правильным и мудрым. Не знаю, ощущал ли он сейчас разницу между нами, но для меня она практически исчезла. Он казался мне самым честным и открытым во всём многообразном мире, будто другие люди даже до носков его сапог не могли дотянуться.

      – Полная беспечность тоже не… – начала было я.

      – Никто не говорил о полной беспечности, Лу, – донеслись до меня прохладные, не терпящие возражения слова, – тот, кто не осознает меру, не может называться человеком вовсе.

      Он был строг. Настолько строг, что это восхитило меня, а не отпугнуло, как должно было.

      – М-мне кажется, что такого человека можно попросту назвать глупцом, а не…

      В ответ мне раздалась усмешка.

      – Глупцом? Не имение меры ведет за собой бесконтрольность. Бесконтрольность всегда связана со слабостью. Слабость – удел