Ложная красота. Наталья Кочетова

проблемы по мере их поступления. Мы в спокойном молчании добрались домой. Мама отправилась на кухню, готовить ужин, я – сразу же пошла в свою комнату. Даже не переодеваясь, схватилась за кисти и краски, и сразу же почувствовала себя лучше.

      Это была моя территория, мой мир, моя медитация, мой дзен.

      Стоило лишь коснуться кистью холста, как все вокруг исчезло.

      Я рисовала, не задумываясь о конечном результате. Мне это было нужно. Я это любила. В этом было мое спасение.

      Просто дала рукам волю. Позволила мягкому ворсу кисточки скользить по полотну, лишь изредка меняя цвет. Отключила разум и чувства, полностью поглощенная буйством красок и плавными изгибами линий, я быстро выпала из реальности. Забыла где я, кто я, кем я была, и кем теперь являлась. Позволила себе забыть обо всем. Рисовала свою реальность здесь и сейчас, строила ее сама, своими руками, полностью контролируя процесс. Эту реальность создавали мои руки, и только от меня зависело то, какой она будет. Будет это серое мрачное затянутое тучами грозовое небо, синяя глубина бушующего моря, ярко алый закат или таинственный темно-зеленый лес.

      Я так глубоко погрузилась в создание этой реальности, что время и пространство перестало для меня существовать. И потому я не сразу заметила гневный нетерпеливый стук в дверь своей комнаты, а затем и резкий ее рывок.

      – Поля, как ты могла?! – Закричала мама, ворвавшись в мою комнату. В ее глазах блестели слезы, а руки ходили ходуном от возмущения.

      – Мам… – Успокаивающим тоном начала я, откладывая кисть и морально готовясь к ее очередной истерике. Я уже понимала, что произошло.

      – Что «мам»? Что «мам», Полина? – Взвизгнула мама, и из глаз брызнули одна за другой крупные слезинки. – Зачем ты отказалась от терапии?

      – Мам, она мне не нужна, я в порядке. – Обходя мольберт, я направилась в сторону мамы. Хотела обнять ее, но она оттолкнула мои руки.

      – Нет, Полина, ты не в порядке. Ты совсем не в порядке. Ты бросила учебу, ты живешь затворником, ты отказалась от своих друзей. – Перечисляла мои грехи мама, пылая глазами.

      – Нет, мам. – Возразила я, но мама не слышала.

      – … Ты загоняешь себя в могилу в восемнадцать лет! – Продолжала напирать она. – Ты не хочешь жить, не хочешь выбираться из своей раковины. Сейчас ты только рисуешь… такое… а потом?… К чему все это ведет? К тому, что рано или поздно ты наложишь на себя руки??? – Кричала мама, обливаясь слезами. На последней фразе не выдержала: упала в кресло, хватаясь за сердце, и стала реветь уже в голос.

      Я, немного помешкав, опустилась на колени рядом с ней. Я не знала, что делать и как себя вести, когда она в таком состоянии, просто осторожно протянула руку и неловко погладила ее по спине, стараясь говорить как можно более мягко:

      – Все будет хорошо, мам. Я обещаю. Я ничего с собой не сделаю. Если не сделала сразу, то сейчас уже точно нет…

      Мама громко судорожно всхлипнула, слыша мои последние слова, и зарыдала еще горше. Я поджала губы и отвернулась в сторону, лихорадочно стараясь сообразить,