Полёт пяти. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 21. Павел Амнуэль

ощущал в себе нечто от квантовой запутанности с Поляковым? Может, уже тогда квантовые процессы связывали меня с этим человеком прочнее, чем родственные отношения, диктуемые общностью генов?

      Почему я сейчас подумал об этом? Почему вспомнил?

      Может, в памяти моей, впитавшей и память Полякова, содержалась информация о том, кто и почему произвел роковой выстрел? Нужно было успокоиться и вспомнить, стараясь не перепутать информационные потоки из разных ветвей? Сопоставить, выделить…

      Я видел – и мог дать показания под присягой, – как Саманта убила своих спутников: Стокера и Лоуделла. Память поводыря стала теперь и моей, но память – штука своеобразная, я и из собственной не всегда мог вытянуть нужные сведения в нужный момент. Я боялся прикоснуться к воспоминаниям Полякова, не знал, что произойдет, если я попытаюсь вспоминать… Обе памяти были перепутаны квантовыми соединениями, но различны ли они физически? Что, если я начну путать собственные воспоминания с…

      Квантовая запутанность – мне ли этого не знать – означала, что у запутанных систем общая волновая функция. И значит, я не только доктор Пол Голдберг, преподаватель Йельского университета, я – Лев Поляков, и это я лежу на полу в моем коттедже на Лорел-стрит, и это собственное убийство я должен распутать, пока полицейские не решили, что у меня шизофрения, и придуманной болезнью я хочу отмазаться от убийства, которое совершил сам, потому что больше никто совершить его не мог.

      Думай, сказал я себе. Хватит рефлексировать.

      Саманта убила Стокера и Лоуделла. Но прежде Стокер пытался убить Лоуделла, а потом Лоуделл хотел сделать то же самое со Стокером. Саманта наверняка знала – почему. Возможно, надеялась, что один из них убьет второго. Когда на последнем перед финальным переходом острове оба оказались живы, и она поняла, что чужими руками справиться не удастся, то убила сама. Обоих. И была уверена, что поводырь не станет возвращаться, убийство останется только в его – моей! – памяти, а она все забудет, и ни один суд не сможет ее осудить, не имея ни малейшей возможности получить нужные улики – ни прямые, ни косвенные, – поскольку невозможно войти в одну реку дважды, невозможно вернуться на место преступления, потому что принцип неопределенности приведет следственную группу на тот же остров – но в другой реальности…

      Что связывало этих троих? Что связывало их с Поляковым? Почему именно тот переход Поляков вспомнил перед смертью? Он знал что-то, чего я пока… то есть, уже знал, но не мог вспомнить и, тем более, понять.

      А залив Черепахи? Поляков там был и что-то помнил. Я там был и не помнил ничего. Что он видел и что забыл?

      Мне стало холодно. Эта память… Память поводыря. Я мог – по идее – вызвать в своей – его – памяти тот вечер.

      Впервые в жизни захотелось выпить. Не выпить, а напиться. Не просто напиться, а привести мозг в состояние, когда неважно,