По дорожке в рай. Зарисовки о жизни детей-инвалидов и о православной вере. Юлия Беликова

      Божья воля

      На дворе жаркий август. Мы, как всегда это и бывает в санатории по вечерам, топчемся вокруг Марины Александровны в беседке у корпуса и пытаемся записаться на поездки по святым местам. Очень хочется в Оптину, но желающих сегодня больше, чем нужно.

      Мамочки спорят, кому ехать, а кому нет. Марина Александровна уже от нас просто устала. То густо, то пусто. А мне так обидно, что нас в списках оттеснили невесть куда, что хоть волком вой. Теперь вообще непонятно, что делать. Ведь мы собирались в Оптину ко причастию. Даже с Фросей ходили на вечернюю службу в калужский Георгиевский собор. Там, правда, шел акафист Калужской иконе Божьей Матери, а не всенощная, но тоже хорошо. Фрося разлеглась там на лавке и задремала, а батюшка, дьякон и алтарник, вышедшие служить прям перед иконой, все косились на нее. Уж очень раскрылетилась она там, спящая.

      Уже по пятому кругу начинаем сверять списки, кто завтра едет в Оптину пустынь. На нас с Фросей вдруг появляются места: кто-то опять отказывается. Как мы рады! Все начинают совать Марине Александровне деньги на поездку, бегу в корпус за деньгами и я. Возвращаюсь, пересчитывая свои мятые купюры.

      Пока я бегаю, за столом появляется мамочка с рыжими волосами и говорит, что тоже очень хочет поехать – причастить сыночков, двух лет и 12. Они скоро уезжают и попасть в Оптину уже не смогут.

      «Может, Киселевы не поедут?» – спрашиваю я. Кажется, они едут без желания, чтобы только народ набрался…

      И я бегу к Киселевым. Нет, хотят поехать и причаститься. Что же делать? Надо, видимо, нам с Фросей уступить наши места этой рыжей маме. Мы в санатории еще три недели, успеем съездить, а им уезжать.

      – Поезжайте вместо нас с Фросей, – говорю я, возвращаясь к столику в беседке. А самой так жалко, так в Оптину хочется.

      – А как нам там причаститься? – радуется рыжая мама.

      – Деток не кормите с утра, – говорю, – хотя младшего можно, ему же трех лет нет, а старший пусть потерпит, и на исповедь ему надо.

      – Но он плохо понимает и говорит. Не поймет, чего от него хотят.

      – Ну, вы тогда подойдите с ним к батюшке и сами все объясните, что к чему.

      – А мне тоже можно причаститься? – спрашивает мама.

      – А вы мясо ели сегодня?

      – Ела.

      – Ну, тогда просто можно исповедоваться, а причаститесь потом дома у себя. Вы откуда?

      – Мы из Карелии.

      – Понятно. Завтра с вами Лидия Николаевна (верующая бабушка из Пскова) поедет, она вам там все расскажет и покажет на месте.

      – Хорошо, спасибо большое, – отвечает мне рыжая мама и отправляется назад в корпус.

      На следующий день с утра я иду из столовой через улицу и вижу, что машина в Оптину никак не уедет. Вторая машина уже уехала на Красную площадь, а первая все никак.

      У Марины Александровны сейчас горячая пора, народу в санатории много, путешествовать хотят почти все: кто по святым местам, кто еще куда. В Парк птиц любят ездить, в Оружейную